Пока я лежал в клинике, Кас готовился к экзаменам в колледж, чтобы затем попасть на высшую ступень образования. У него очень много пробелов в школьных знаниях, поэтому ему действительно было непросто. Я старался ему не мешать, поэтому писал ему мало, к тому же я не знал, не противен ли я ему. А тут Кас пришел сам, и вроде бы еще одна трещина, которая пролегала между нами, была преодолена.
Я набрал пива из холодильника. Папа покупал его для меня, я теперь пил по банке каждый вечер и делал лишь это для того, чтобы оценить папины старания. Не знаю, почему он это делал, вероятно, думал, что такое развлечение мне поможет скрасить мою наркотическую зависимость, но мне было приятно в любом случае. На этот раз я сгреб все банки в рюкзак, и мы отправились с Касом в сторону леса. Фелис провожала нас подозрительным взглядом, отчего-то ей, как и папе, несправедливо казалось, будто Кас меня и затащил на дно, а не вытащил оттуда вместе с Астерионом.
Сегодня в коттеджном поселке было тихо, мы встретили только одну неторопливую машину. Проходя мимо дома некромантки, Кас показал в ее сторону средний палец, я повторил этот жест за ним и рассмеялся, стало легко. Потом мы свернули от основной дороги к лесу и пошли по тоненькой тропинке. Был и куда более облагороженный путь, но там нам могли встретиться люди, а я теперь их сторонился. Трава пожелтела и пожухла, почти все деревья стояли голыми, наводя уныние черными мокрыми стволами. Лист под ногами гнил, воздух был влажным, и вдалеке лес скрывался в тумане. Скоро пойдет снег, и для меня останется только зима. Конечно, я излишне драматизировал, исключая из остатка своей жизни весну, но все-таки я считал датой своей смерти пятое мая, а значит, полноценно это время года я засчитать уже не могу. Такие мысли погружали меня в меланхолию, но будто бы недостаточно сильную, чего-то не хватало даже в моей печали.
Но с Касом мне всего хватало, становилось радостно. Мы нашли бревно рядом с мокрыми углями, местом стоянки шашлычников, рядом открывался вид на озеро. Может быть, где-то рядом мы с мамой чуть не уплыли на плоту, точное место я бы уже не вспомнил.
Мне нравилось, с каким пшиком открывалась алюминиевая банка, нравилось втягивать губами пролитое пиво с крышки, я любил звук щелчка зажигалки. Все эти вещи делали меня чуточку счастливее, и несмотря на всю их повседневность, их не хотелось лишаться.
— Короче, — сказал Кас, — самое время хорошенько поработать, Джелли Белли. Мне вчера высветилась новость, что Илон Маск запланировал свой визит в Россию на конец января. У нас не так много времени, чтобы все тщательно спланировать.
— Я должен его убить, потому что он повинен в том, что не предотвратил катастрофу, и потому что я все равно скоро умру и могу рисковать.
Я повторил эту мысль, которая будто бы стала забываться. И повторив ее, я поверил в нее сильнее.
— То, что он приедет зимой, имеет и минус, и плюс. Минус заключается в том, что, если тебя в процессе убьют, ты даже не доживешь до пятого мая. Плюс — если все пройдет хорошо, у тебя останется несколько месяцев, чтобы еще кого-нибудь вальнуть.
— Да! Ты совершенно прав! У нас все получится, а потом бы я мог убить еще и…
— Тихо, не распыляйся, нам нужно сосредоточиться на Илоне.
Кас достал из рюкзака карту России, где заранее отметил примерное расположение «Байконура», «Восточного» и «Центрального», а также аэропортов. В принципе, это было незачем, но он будто знал, что такой шпионский антураж мне понравится. Кас был отличным другом, я немного беспокоился, что если раскроется, что он был соучастником в деле убийства Илона Маска, ему никогда не стать криминалистом, на что он только отмахивался и говорил думать над планом.
Там в лесу мы просидели до темноты. Мы пожалели, что взяли пиво вместо термоса с чаем, потому что оба замерзли до жути, и теперь у меня болит горло. Возвращались мы, освещая себе путь фонариками с телефона, потому что единственным источником света в лесу остались Луна и несколько звезд. Которые всегда молчат.
Сол Август молчал о том, что у него в телешоу участвовал маньяк.
Звезды молчали и не указывали своему покорителю, Илону Маску, что мы здесь, в Подмосковном лесу, замышляем против него.
Их имена никого не спасали, несмотря на сообщение Луны. Меня звали Гелием, солнцем, то есть самой главной звездой, живущей так близко к Луне, и мне все равно оставался год, и мама все равно умерла, и уже все равно в моей жизни были шприцы и ворсинки ковра в том самом отеле.
Но я знал, что спасает: дружба. И любовь, вероятно. В общем, очень простые вещи, о которых всем давно известно.
Джел, который не молчит.