Но я хотел рассказать не про дочку, до нее еще дойду потом, а про Илона Маска! Как вы понимаете, его визит в Россию уже состоялся. Но я расскажу сначала, что было до!
В конце новогодних праздников я узнал новость, которая меня жутко разозлила: Илон Маск отложил свой визит и намеревался приехать в Россию в начале марта, чтобы быть здесь в годовщину катастрофы. Во-первых, у меня к этому времени уже все было почти готово. Я даже встретился с космонавтом (об этом позже, через запись), и он достал мне место на презентации, Кас заказал пистолет. А во-вторых, мне казалось это ужасным кощунственным издевательством. Илон Маск был единственным человеком, кто мог предугадать катастрофу, а значит, сделал это. Из-за своей силы он был тем, кто был фактически ответственен за нее, и его собирались с радушием принять на вечере памяти. Мне очень хотелось убить его именно пятого марта в большом зале со списком имен жертв на стенах и транслируемой фотографией моей мамы на проекторе.
Я об этом все говорил Касу, пока мы шли к озеру в лесу. Оно все-таки замерзло, а мы, чтобы не околеть, взяли с собой термос с чаем. В него мы напихали мед, варенье, корицу и другие специи, вышло супер. Мы могли бы и не морозиться в лесу, никого дома не было, папа с Фелис и младенцем уехали несколько дней погулять по зимнему Стамбулу, но нам нравилось обсуждать наш план на природе. Там было особое место с поваленным деревом, заледенелым сверху оттого, что мы на нем часто сидели, наши следы, две жестяные банки для пепельниц. В течение нескольких дней мы смотрели, как озеро все больше и больше покрывается льдом, и если вчера он казался еще ненадежным, то в тот день вполне.
Я говорил:
— Раньше я думал, что постараюсь застрелить его у машины, но теперь я хочу, чтобы он понимал в последний момент, почему он умирает.
— Тогда у тебя точно не будет шанса сбежать.
— У меня и так нет шанса. Если меня пристрелят на месте, то ты должен рассказать миру, почему я это сделал.
— Мог бы, написал бы на небе о тебе: Джел любил теории заговора.
В тот момент слова Каса поразили меня и ранили.
— Что? Ты говорил, что ты веришь мне! Что он виноват, он мог предотвратить!
— Тс-с. Если бы я не верил, стал бы я тебе помогать?
Он посмотрел на меня, заставив кивнуть и согласиться с его утверждением. На секунду я засомневался, а действительно ли Кас заказал пушку или только говорит мне? Но он не был похож на обманщика и всю дорогу мне помогал.
Потом он стукнул меня коленкой по ноге, призывая больше ничего не говорить про план, не так далеко от нас появился человек. Будто бы мы должны были увидеть его раньше, он стоял довольно близко от нас, но, видимо, я был слишком увлечен своей злостью и не заметил его. Это был молодой высокий мужчина лет тридцати — тридцати пяти, одетый в старомодное пальто, которое могут носить только жутко творческие личности, оно было расхлябано расстегнуто, под ним проглядывала футболка с матрешкой кислотных цветов. Он был без шапки, его брюки были мокрыми от снега, а ботинки явно не отвечали сезонным требованиям. Ну и, конечно же, он был пьян, его движения были неточными, взгляд мутным и пронзительным.
И, конечно же, он с нами заговорил.
— Господа, — сказал он, проведя перед собой рукой, будто бы нас было здесь больше, возможно, целый зрительный зал, — я не ошибусь, если скажу, что вы тут обсуждаете вопрос веры?
У него был какой-то едва различимый акцент, но я не мог его распознать. На самом деле я в этом не эксперт и кроме того, что он говорил странновато, не мог ничего сказать.
— Вот блин, — сказал я, потому что мне не очень-то хотелось заводить беседу со странной личностью. Я был бы не против в другое время, но мне все еще хотелось высказать свое негодование. А вот Кас иногда любил такие маленькие беседы с прохожими. К тому же этот человек был пьяным и зябким, в лесу он, должно быть, мог замерзнуть. В подтверждение этой мысли человек достал из внутреннего кармана пальто баклажку и сделал глоток.
Кас сказал:
— Не. Мы обсуждаем вопрос доверия, но это личное.
— Личное? В личное мы лезть не будем. Впрочем, вопрос веры — тоже очень личный, и стоит ли его затрагивать с кем-либо, кроме своего пастыря?
Он достал сигарету, с пьяной грацией зажал ее в зубах и стал безуспешно рыскать по карманам.
— Какой вопрос веры в двадцать первом веке, когда наши ученые принимают сигналы от Луны?
Я протянул ему зажигалку, он наклонился к моей руке, чтобы прикурить, и чуть завис в этом положении, рассматривая меня. Он очень внимательно посмотрел мне в глаза.