— Ты чего паникуешь? — удивился дед, держа веник в руке.
— Там Кузьма. Он мутировал… — объяснил ему батя. — Да, Серёг? Верно я говорю?
Я же рассмеялся в ответ, всё понимая.
Услышал, как обновлённый звуколов заскрёб по двери. Наша связующая нить пылала, и я чувствовал радость питомца, его удивление и немного растерянности.
— Да он просто вырос, — объяснил я родным. — Это тот же Кузя. Выпустите его, он никому не причинит зла.
— Фух, а я уж подумал, что всё, хана, — выдохнул батя, убирая скамью. Затем он придержал дверь, на всякий случай крикнув: — Кузя, это мы, родные Серёжи! Нас нельзя есть!
— Ну всё, отпускай уже, — деду передалась тревога бати. Он даже шайку использовал в роли щита, на всякий случай.
Вот они забавные, конечно!
Дверь открылась, и оттуда выскочил увеличенный Кузя. Ни грамма шерсти, розовая кожа, как у младенца…
— Твою мать, Серёга!.. — вскрикнул Кузьма голосом бати. — Твою мать!..
— Ну вот, научили плохому, — нервно хохотнул дед. Я поймал его взгляд, замечая в нём прежнюю настороженность.
— Ну я ж не сказал — «ё*** твою мать»… А «твою мать» — это даже не ругательство… — затем батя спохватился, посмотрев на меня. — Так, Серёга, ты ничего не слышал.
— Ага, никому не скажу, — улыбнулся я. — А вот за Кузю не ручаюсь.
Всё это время кожа монстрика меняла цвет. Она продолжала синеть, остановившись лишь на тёмно-синем оттенке.
— Какие же у него когти, — присел возле него батя. — Их уже сложно назвать коготками. Такими можно и убить… Да и зубы…
— Сын, тебя не смущает, что он даже коготками и зубками недавно завалил толпу мёртвых? — ухмыльнулся дед. — Ну что, пойдём париться, или как? Баня стынет…
— Серёг, ты здесь подожди. А то он ещё увеличится, — напряжённо посмотрел батя в сторону Кузи.
— Не увеличится. Идите, я уже напарился, — ответил я.
Пусть отдыхают, без опасений за свои жизни.
Что произошло? Видно, пришло время для трансформации, да ещё температура, а может и влажность, сыграли роль ускорителя роста.
Я проводил взглядом батю с дедом, которые бочком протиснулись в парилку, захлопывая за собой дверь.
— Будет плохо — выходи, банщик великий, — услышал я оттуда бухтение деда. — Не геройствуй.
— А вот как Серёга выдержал? Не понимаю, — отозвался батя.
— Выносливый у нас внучок просто. Весь в меня, — радостно ответил дед.
Ну а я не стал слушать их дальнейшие разговоры. Оделся, взял Кузьму на руки и направился в дом. Ух, теперь его таскать было не так-то просто.
Монстрик вырвался по пути и нырнул в ближайший сугроб. А через пару секунд выскочил уже покрытый тёмно-синей короткой шерстью. Во даёт!
Я поймал его, сделал ещё несколько шагов, заходя на крыльцо. Погладил по шёрстке. Как бархат прямо, очень приятная на ощупь.
Рукой я взялся за холодную ручку двери и потянул на себя. Ох, что сейчас будет с маман… Или истерика и обморок, или сначала истерика, успокаивающее и уже потом упадёт без сознания.
Но, я не угадал.
Встретив нас за столом, мама Наташа вскочила со стула. Больше удивилась, чем испугалась. Хотя лёгкий страх всё-таки мелькнул в её глазах.
А затем она рассмеялась, держась всё ещё на расстоянии.
— Кузя, ты ли это⁈ Я просто в шоке!.. А как он так быстро вырос⁈ Ничего себе! — она изумлённо смотрела на Кузю, боясь шелохнуться.
Всё-таки надо окончательно её успокоить. Я рассказал, что на него так повлияло.
— Можешь погладить, — протянул я Кузю маме Наташе. — Он не укусит. Видишь, как у него хвост шевелится? Значит, узнал тебя.
Маман покосилась на Кузин хвостик, который стал, между прочим, немного длиннее. Затем протянула руку и погладила питомца по холке. Потом почесала за ухом. Кузя прикрыл глаза, заурчав, как кот.
— Красавчик просто, — ответила маман, допивая бокал вина. Ага, значит, она всё-таки под допингом, хех. Но не это сыграло роль.
Скорее всего, спокойствие маман объяснялось тем, что она выговорилась. Когда рассказывала мне о своём страхе из далёкого детства. Да к тому же тут ещё сыграл свою роль ещё один важный момент. Она уже привыкла к питомцу.
— А «***б твою мать» — это даже не ругательство, — выдал Кузя батиным голосом.
— Это что, твой папа сказал так⁈ — воскликнула маман.
Я тяжко вздохнул, кивая, но добавил в защиту бати:
— Но не специально… потому что испугался.
— Ладно, — нахмурилась маман. — Разберёмся чуть позже…
Ох, сударыня, если б вы знали, как матерился мой оруженосец, Люций. Когда мы шли в поход, чтобы уничтожить гнездо гарпий, и нам пришлось подниматься в гору. И тяжесть, которую он нёс, мешала ему подниматься. Каких я только слов не услышал тогда. Многие до сих пор в ругательствах припоминаю.