Уже выходя вместе с Наставником на улицу, Робин спросил:
— Ты не знаешь, Сысой, хотя бы сколько их будет, этих Испытаний?
— Не знаю, — ответил Сысой. — А если бы знал, то, наверное, не удержался и предупредил бы тебя. Видимо поэтому Наставников и не искушают подобным знанием. Мне неизвестно, ни какие это Испытания, ни сколько их будет. Может, три или больше, а может быть, и всего одно. Надеюсь, Робин, ты хорошо помнишь Правила для Кандидата?
— Да, вчера весь вечер повторял. Знаю их наизусть, — заверил юноша.
Сысой и Робин неторопливо подходили к притихшему на время вертолёту. Похоже, никому не хотелось расставаться. Оба некоторое время молчали. Наконец Сысой первым нарушил молчание:
— Лоиз передаёт тебе привет. Он тоже переживает за тебя. Мы оба… и я лично… — Сысой смущённо кашлянул, — я от всей души желаю тебе успеха, дружище!
Потом, видимо, собравшись с силами, Наставник твёрдо добавил:
— Я верю в тебя, Робин, и надеюсь, что ты сумеешь выдержать Испытание.
Кандидат благодарно кивнул в ответ. Они подошли к вертолёту. Дверь машины автоматически открылась.
— Я лечу один? — уже зная ответ, на всякий случай спросил Робин.
— Да, — ответил старик.
Садясь в кабину вертолёта, Робин спросил:
— Сысой, вспомните, пожалуйста, — может быть, есть что-нибудь особенно важное, что мне нужно знать для успешного прохождения Испытания?
— Рассуждение, Робин! При любых обстоятельствах старайся быть рассудительным!
— Рассуждение… — задумчиво повторил беглец.
Дверь самоуправляемого вертолёта закрылась. Сысой, отойдя на несколько шагов, ещё некоторое время стоял на взлётной площадке. Как только Наставник помахал Робину рукой, вертолёт плавно и очень быстро поднялся в небо, а через несколько секунд и вовсе исчез из поля зрения Сысоя.
Едва лишь двери «умной машины» захлопнулись за Робином, вертолёт без пилота тут же взмыл в воздух. Пассажир не успел даже по-настоящему испугаться или удивиться. Как только вертолёт прибыл на место, дверь автоматически открылась, Робин покинул кабину, и вертолёт тут же начал подниматься в воздух, а вскоре вовсе скрылся из глаз.
Кандидат растерянно стоял в незнакомой местности и смотрел вслед быстро удалявшейся машине. Было бы намного лучше и спокойнее, если бы вертолёт остался на месте посадки, на всякий случай поджидая пассажира. Но теперь последняя надежда на отступление исчезла. «Он больше не вернётся», — понял Робин и начал осматриваться.
Перед ним лежала с виду совсем обыкновенная, покрытая зелёной травой поляна. Вдалеке темнели деревья. «Опять лес, — только и успел подумать Робин. — Всегда одно и то же — лес…»
Но тут в ушах у него зазвенело, мысли спутались, а тело охватила внезапная слабость, и он упал на землю.
Неизвестно сколько времени Робин пролежал на поляне. Воздух той местности, в которую он попал, резко отличался от привычного воздуха Деревни. Казалось, что здесь приходится дышать чистым кислородом, возможно, поэтому-то Робина и свалило на траву, как сноп.
Проснулся беглец так же внезапно, как и уснул. В тонком сне ему впервые после побега из Пещеры привиделся кошмар: снилось, что жители Пещеры отщепенцев с диким улюлюканьем и свистом преследуют его. Зубы их щёлкают, глаза горят безумным огнём, а безобразные длинные зелёные руки тянутся к нему. Отщепенцы подходят всё ближе и ближе, вот они чуть было не схватили его, но в этот самый момент Робин проснулся. Беглец несказанно обрадовался, поняв, что этот ужас был только сном.
Но понял Робин и другое: на этой чужой земле, в этом незнакомом лесу, он не защищён от тех кошмаров, что случаются наяву. Следующим его ощущением после пробуждения было острое чувство голода и жажды. Такого мучительного голода он, наверное, не испытывал, и живя в Пещере отщепенцев. Это было какое-то животное, неконтролируемое чувство: он, казалось, готов был съесть всё, что угодно. При этой мысли Робина прошиб холодный пот: «Неужели я снова превращаюсь в отщепенца?.. Неужели?» Он вытянул руки и стал внимательно рассматривать их. Цвет кожи остался прежним, бело-розовым как у людей, а не зеленоватым как у отщепенцев. Робин начал понемногу успокаиваться.
Впереди за поляной виднелся редкий лес, казалось, ему не было конца и края.
— Что же дальше? — недоумевал Робин. — Должен ли я ждать начала Испытания, оставаясь на поляне, или мне следует идти вперёд?
Он ещё немного посидел, а потом, тяжело вздохнув, решил отправиться вперёд. Дорого бы он сейчас заплатил, лишь бы не оставаться в неизвестности, лишь бы не испытывать этот жуткий животный голод, лишь бы понимать, куда и зачем он идёт.
Размышляя таким образом, Робин шёл и шёл по редкому сосновому лесу. Чтобы утолить жажду, он срывал с земли листочки той травы, которую впервые увидел в Деревне, там её называли кислицей. Кислицы вокруг было так много, что ею можно было заглушить и голод, хотя бы отчасти. Чем дальше Робин углублялся в лес, тем больше этот поход казался ему пустым и ненужным. Беглец чувствовал, что его восприятие жизни неуловимо изменилось, как только он очутился на этой земле: он, кажется, начал утрачивать былую ясность мысли.
Робину начало казаться, что мир, в который он попал, живёт по своим собственным законам, неведомым деревенским жителям, что понять эти законы невозможно, и вообще, что вся Вселенная и существование в ней каждого человека, каждой живой твари — случайно и бессмысленно. А что это значит? Это значит, что для людей здесь не может быть никаких важных миссий хотя бы потому, что и само существование человека — бесцельно, случайно. В мире нет ничего важного, ничего значительного: всё на свете одинаково бесполезно. Человек — лишь безвольная игрушка в руках обстоятельств: со злыми он поневоле становиться зол, с добрыми — добр, вот и всё.
Подобные мысли никогда не осаждали Робина в Деревне. Почти всё там, в кургу друзей, казалось ему ясным и осмысленным. А здесь, в этом спокойном и как будто совсем не страшном лесу, Робин начал забывать не только облик своих близких, но и саму Деревню.
Главными цветами в этом прохладном лесу были коричневый и чёрный. Беглец начал привыкать к окружающему: оно уже не казалось ему чужим или диким. Лес окутывал Робина уютным прохладным покоем, мысли заполонила непрошеная прохладная лень. И в какой-то момент путник почувствовал, что ему хочется остаться здесь навсегда. Если бы только знать, что пищи тут хватит… Почему бы и в самом деле…
Теперь всё, что он помнил о Деревне, казалось ему ненужным, пустым и даже глупым. Все эти уроки истории, зубрёжки, работа в мерзко пахнущем навозом коровнике, тупые ручные олени, попугаи какие-то…
Беглец думал о когда-то так любимой им Деревне с глухим раздражением. Ему казалось, что все его друзья — и Луша, и Женя, и Крот, и Хомяк, в лучшем случае, — пустые мечтатели. «Идеалисты!.. Они верят в свои глупые идеалы и всё мечтают жить не просто так, а обязательно с какой-нибудь высокой целью!.. А ведь нет на самом деле никакой высокой цели. Просто нет и всё! Вот если бы им удалось попасть в этот умиротворяющий лес, они бы тоже это постигли. Поняли бы: не нужно ни к чему стремиться, а нужно просто жить — день за днём… Они глупцы!..» — без жалости, а даже с какой-то неприязнью подумал Робин о своих друзьях, с которыми ему ещё недавно так не хотелось расстаться. О своих так называемых Наставниках, которые сообщаются с каким-то неведомым Гротом, Робин вспомнил лишь мельком и тут же забыл: о них сейчас и вовсе думать не хотелось.
И тут шишка средних размеров, похожая на кедровую, сорвалась с ветки и с глухим стуком ударилась о голову Робина.
Беглец вздрогнул и почесал ушибленное место. Бессмысленно переводя взгляд с ветки на упавшую шишку, Робин со смутным удивлением, без радости, но и без сожаления подумал: «Кажется, я изменился… Я стал другим…»
ЛЕСНИК
После долгого блуждания по редкому лесу Робин наконец уселся на землю рядом с небольшим кустом, чтобы отдохнуть и перевести дух, и тут же почувствовал, что по его ноге что-то ползёт. Это оказалась скользкая жирная гусеница. Она медленно и спокойно передвигалась по его телу. Но едва Робин смахнул непрошеную гостью, как за этой гусеницей появилась ещё одна, потом другая, третья…