Лицо Андреа светилось с утра, с той минуты, как они проснулись, с него не сходила та внутренняя улыбка, которая ярче наружной, она-то отмечает человека сиянием, почти нимбом. Он сам это чувствовал, потому и сказал тогда, по дороге в Бенсон, что святые были, наверное, счастливые люди, вряд ли несчастный человек может стать святым.
Муж сестры Энн работал в Бенсоне на железной дороге. Энн позвонила ему из пригорода. Но все было в порядке, пока еще никто не наведывался. Со дня на день, конечно, вычислят и его, но пока что они могли день-два спокойно провести в Бенсоне.
Шурин ни о чем не расспрашивал Эн, ни о Роберте, ни о детях, по-видимому, даже при беглом взгляде на этих двоих все становилось ясно. Вечером, разложив карту, прикинули, как лучше перебраться в Мексику. На границе в последние дни охрану усилили. Шурин советовал ехать на поезде, в служебном вагоне, там можно будет укрыться.
Ночью Энн босиком прошла в спальню мальчиков. Племянники спали, маленький внизу, старший наверху. Она смотрела на них и беззвучно плакала. Она ужасалась себе, тому, что добровольно бежит с Андреа. На этом последнем повороте он уже ни о чем не просит, не настаивает, она сама бросает дочь и сына, совсем малышей. Не осталось никаких оправданий, и ей нечего сказать Судье – все прошлые аргументы оказались ложью.
Был последний шанс: остаться здесь, в Бенсоне, а затем вернуться в Итаку. Совершенно естественно вернуться, с поднятой головой, и Роберт, она знала, никогда ни в чем не упрекнет ее. Не боясь ни властей, ни пересудов, она помогла честному человеку уйти от несправедливого преследования, от этой гнусной травли, которая бесчестит страну… Пусть попробуют осудить ее! Она бы многое могла рассказать о том, как калечат жизнь ни в чем не повинных людей, на примере Андреа она бы показала, как обращается Америка с талантами.
Ей вдруг пришло в голову: если бы не ФБР, тайная их связь продолжала бы тянуться, обрастая ложью, притворством. Вряд ли они решились бы на бракоразводные процессы. Обычный адюльтер не требовал скандальной рокировки. Стопроцентная американка, она бы аккуратно вела двойную жизнь.
А дети спят – здесь племянники, а там, в Итаке, ее малыши.
Машину они оставили мальчикам. Восторгу их не было конца – вертели руль, включали фары, гудели, принялись тут же во дворе мыть машину, и когда Энн уходя обернулась, они наспех приветственно помахали мокрыми тряпками.
Границу переехали благополучно, заночевали в Чиуауа, утром сели на автобус и двинулись дальше.
Была вторая половина июля. Жара в автобусе невыносимая. Пеоны осоловело покачивались. Пахло потом, персиками, чесноком; сиденья, стенки – все было раскалено. Энн впервые в жизни вынуждена была пить пиво.
В Эройке пересели на поезд. Совсем измученные, через два дня добрались до Мехико-Сити. В этом гигантском городе среди лачуг, небоскребов, базаров, кабаков, мастерских можно было затеряться и хоть несколько дней отдохнуть. Они нырнули в первый попавшийся отель, заплатили вперед за неделю, но наутро обнаружили, что в пансионате полно молодых американцев, скрывшихся от войны в Корее. Это было опасное соседство. За таким пансионатом наверняка наблюдали, могли устроить проверку документов. Пришлось уходить. Задержались, только чтобы принять душ.
Вещей минимум – шикарную кожаную сумку Энн пришлось отдать горничной, чтобы не удивлять портье в дешевых отелях. Горюя и вздыхая, она подарила другой горничной свое модное красное пальто. Надо было стать незаметными бедными туристами. Без всяких примет. Они нигде не задерживались дольше чем на две ночи. Ехали автобусами, набитыми мексиканцами. Энн немного говорила по-испански. Андреа – вполне прилично, у него вообще были способности к языкам. Деньги приходилось экономить. Те небольшие, что дал Джордж, старший брат Андреа, таяли, Энн продала кольцо с бриллиантом.
На некоторое время пристроились у дальних родственников Андреа в пригороде Мехико. И здесь никто не спрашивал Андреа, развелся он или нет, откуда взялась эта женщина. Их свежая любовь светилась слишком явно. Они сами не замечали, что их руки, глаза все время искали друг друга. Иногда в церкви, куда они заходили отдохнуть, Энн спохватывалась, отодвигалась от Андреа.