- Ну, похищать людей, это все-таки преступление. Я бы с этим пока не торопился, а вот понаблюдать за этим безухим парнишкой можно. Как ты думаешь, Степан?
- Хорошо. Я с Сивым, пардон с Виталием, сейчас свяжусь. Хотя его лучший друг профессор, наверняка, уже давно с ним перетер. Не так ли, профессор?
- Чисто предварительный был разговор, не более того.
Глава 20
После обеда к дому Коршунова неожиданно подъехала, видавшая виды, черная «Ауди».
- Никак Николай Андреевич пожаловал. – То ли вопросительно, то ли утвердительно произнес куривший у окна профессор.
Несмотря на то, что его концепцию по борьбе с коррупцией среди чиновников и правоохранителей Коршунов и Степан отвергли, он все равно был уверен, что другого выхода, как смертная казнь, не существует. Обозвав их демократами и либералами надулся, и гордо курил в одиночестве, демонстративно не обращая внимания на своих коллег.
- Вы все время опережаете нас. Как это вам удается? – Улыбаясь, Мещеряков, по очереди протягивая руку, здоровался с хозяином дома и его гостями. – А что случилось с уважаемым Алексеем Ивановичем? – Он с недоумением остановился возле профессора. – Кто вас обидел, профессор?
- Вы не правильно формулируете свой вопрос, товарищ подполковник. Чувствуется советская образовательная школа, основанная на принципах коммунистической морали. На самом деле обида - это всего лишь реакция человека на причинение огорчения либо оскорбления. И то, какая у человека будет реакция, зависит только от самого человека. Так что обидеть меня никто не может. Обижаться или нет, это только моя прерогатива и больше ничья.
- Я, собственно, почти ничего не понял. Но ваша реакция у вас на лице написана, дорогой профессор.
- Да вот, Николай, профессор считает, что чиновников-коррупционеров всех надо к «стенке ставить». – Крикнул Степан из кухни.
- К «стенке ставить» надо только тех, в отношении которых есть приговор Суда. Я, лично, так считаю – устало проворчал Коршунов.
- Но ведь у нас в России на смертную казнь введен мораторий, насколько я помню. Не так ли? – Мещеряков как бы приглашал присутствующих к дискуссии.
- Вот вы сами и ответили. Воруй-не хочу, никто тебе ничего не сделает. – Не поворачиваясь от окна, мрачно процедил Алексей.
- А что, разве можно жить как-то по-другому, не по закону? Мне кажется наше общество, как-то уже пробовало такой стиль государственного устройства. Не напомните нам, профессор, когда это было и чем закончилось?
- Вы, разумеется, имеете в виду анархию. – Оживился Алексей Иванович. – Так вот, анархия не предлагает никакого государственного устройства, она предполагает полное отсутствие государственной власти. Я же этого не предлагаю. Наоборот, я за усиление этой власти, только уж поскольку носителем ее является народ, то дайте ему возможность высказать свою точку зрения по этому вопросу. Я имею в виду наказание смертью. И вы увидите, какое будет решение. Я лишь предположил, что представительным органам государственной власти проще оставлять все как есть. То есть украл, отсидел, вышел и живи себе спокойненько на ворованные бабки. Это при том, что и сидеть-то недолго. Да еще как сидеть? Качество отбывания наказания простых зэков и элитных несравнимо. Надеюсь не надо объяснять, кому в зоне живется лучше? Да вам ли это не знать? – Профессор с досадой махнул рукой. – Королевство кривых зеркал, а все делают вид, что все правильно. Только называется это не «все правильно», а все правильно перепутано. А вот в чью сторону перепутано, я уже сказал.
В комнате повисла гнетущая тишина. Каждый из присутствующих понимал, что в чем-то профессор прав и хотелось бы ему возразить, да нечем. Есть, конечно, вопросы к власти почти у всех жителей нашей страны, но как ты их ей задашь, ведь теоретически все вроде правильно. Депутаты и губернаторы избираются, министры назначаются и все вроде люди нормальные, все правильные слова говорят; за все хорошее и против всего плохого, как говорится, только вот почему-то живут они лучше народа эти слуги. Почему? Каждый наверняка хоть раз в своей жизни этот вопрос себе задавал.
- Ну, этот вопрос, я имею в виду преступление и наказание, волнуют человечество, наверное, давно, а может всегда и разрешить его, чтобы удовлетворить всех, видимо невозможно. – Изрек Мещеряков и окончательно запутавшись, умолк.
- Сам-то понял, что сейчас сказал? – Расхохотался Алексей Иванович. – Почему не сказать просто и понятно. Никто не будет создавать проблемы самому себе! Ну как может человек, обличенный властью и полномочиями, запретить воровать под страхом смерти, если сам только этим и занимается. Ну, допустим, он знает, что если его поймают, то накажут, ну так не убьют же. Посадят? Ну, так не навеки же. И он выйдет, и уже вполне легитимно будет тратить то, что наворовал. Это что ли ваша справедливость? Это закон?