- Умный больно и очень дерзкий. – Спортсмен до сих пор наивно полагал, что это негативные черты характера и за это надо наказывать. – Еще раз нахамит, я его стукну.
- Ты там постарайся никого не стукать. А то я тебя в общественные места пускать не буду. – Нахмурился Сивый. – Задание предельно простое и приятное; пейте, гуляйте и записывайте, что он бормочет. Больше от вас ничего не требуется. Кабан, ассигнуй их.
- Чего? – Притворился слабо слышащим скупердяй, Кабан, временно исполняющий роль то ли хранителя общака, то ли завхоза пока адвокат Цезарь Моисеевич Юделович грел свое пузо на курортах Египта.
- Денег, говорю, выдай им на «клубешник». Да не жадничай.
- Всем только деньги подавай. – Тихонько гундел Кабан. – В хату деньги нести, никого нет, а как тратить по клубам, так они тут как тут, в очередь выстраиваются. Да и клуб-то наш ведь.
***
Насвистывая и покручивая на пальце ключи от автомобиля, Александр, под укоризненным взглядом тети Дуси, направился в гараж, попутно прихватив с барной стойки очередную бутылку виски. Его нисколько не заботило, что он сегодня уже немало выпил спиртного. Александр вообще никогда на этом не заморачивался и если бы, вдруг, кто-нибудь ему сказал, что он в таком виде не может управлять автомобилем, то он этому искренне бы удивился. Еще ни разу, нигде, ГИБДД его не останавливала, а уж требование пройти тест на алкоголь он вообще посчитал-бы хамством по отношению к себе.
С раннего детства он привык считать себя не таким, как все остальные дети. Ни в ясли, ни в детский садик, он никогда не ходил, воспитываясь исключительно дома. Вначале это была няня, потом воспитательница с двумя высшими образованиями, выписанная его отцом аж, из самого Санкт-Петербурга. Позже закрытый колледж в Лондоне и, наконец, по настоянию своего деда, возвратившись в Москву, он поступил в высшую школу МВД.
Надо признать, что полученного в Английском колледже образования, кроме, конечно, навыков в английском языке, было недостаточно, чтобы считаться грамотным человеком. Так, по крайней мере, считал все тот же дед, генерал МВД в отставке. И если бы не его авторитет и связи, то Александр ни за что бы в этот вуз не поступил.
И отец Александра, и его братья, честно говоря, деда не любили: во-первых он был русским, а значит христианином, то есть неверным. Но побаивались, дед был очень уважаемый человек в Москове. Александр Павлович был близко знаком с многими правительственными чиновниками, имел квартиру на Кутузовском проспекте, дачу в Переделкино и постоянную охрану. Своего зятя и его братьев дед презирал, считая их кончеными негодяями, и терпел исключительно только из любви к своей дочери.
Александр деда уважал, боялся, но не любил, чутко улавливая настроения многочисленных родственников по отцовской линии. Материнская линия угасала и уходила, он был единственным отпрыском этой ветви, а значит и единственным наследником. Вот именно поэтому, «скрипя сердцем», родственники отца пошли на такой компромисс, разрешили ему иметь русское имя Александр и фамилию матери Прохорова.
Позже, когда произошел этот «ушастый» скандал и инцидент стал достоянием гласности, Мусаевы были даже рады, что только, очень сведущие люди могли связать этот казус, с их фамилией.
Дед, скандал, связанный с внуком, воспринял своеобразно. Имея доступ почти ко всем силовым структурам, переговорив со знающими людьми, почитав формальные материалы дела, понял, что Отто Шварц не просто подвыпивший хулиган. Это хладнокровный солдат, воспитанный для войн и убийств, и считал, что его внуку еще сильно повезло, что он остался только лишь без ушей. Когда же узнал, что Мусаевы собираются наказать Шварца, возведя это в традиции кровной мести, лишь усмехнулся и махнул рукой.
- Смотрите, как бы вам не только без ушей, без голов не остаться. – Проворчал он и больше к этому вопросу не возвращался, но по своей линии поиск информации не прекратил.
***
«Порш», взревел, вырулил за ворота особняка и помчался к выезду из элитного коттеджного поселка с такой скоростью, что охрана еле успела поднять шлагбаум, матерясь вдогонку полупьяному мажору.
Глава 27
На работу в офис Агентства, Коршунов явился утром с несвойственным ему опозданием. Вчера поздно лег, очень долго не мог уснуть и задремал только лишь после того, как принял стакан коньяку.
- Плохая привычка. – Мелькнула в голове у Федора мысль, когда приятный туман погружал его в сладостную дремоту сна.
Он вскочил с постели почти в 9 часов утра, понимая, что хронически опаздывает и потом, когда стоя под душем и ощущая в сознании, во рту и в ломоте всего тела остаточные признаки вчерашнего коньяка, эта мысль посещала его неоднократно.