— Ну конечно, — заулыбался я, — ему даже нисколько не помешала русскоязычная раскладка.
— Хорошо, согласен, — сказал Миша невозмутимо, — я чуть приукрасил, но Буковски писал точно на такой же.
— Ещё раз благодарю, — говорил я, отбивая тянущиеся лапы Лили от клавиш Олимпии. — Представляешь, а я ведь никогда не пользовался механической машинкой, да и электрической тоже.
— Ты хочешь мне сказать, что не умеешь обслуживать этот аппарат.
— Не-а, — я почувствовал, как краснею, а со мной такое случается крайне редко.
— Неожиданно, — бросил он. — Как говорится: Гугл тебе в помощь.
Он хлопнул меня обеими ладонями по плечам, взял за руку Лили и они пошли к лестнице, вдруг Майкл обернулся:
— Вечеринка у бассейна, — он оглядел меня с головы до ног, и добавил, — приоденься!
Оставшись наедине, я сказал: «Окей, Гугл». Большой брат выдал мне инструкцию по эксплуатации печатной машинки. Испортив дюжину листов бумаги, которые я уверен, Миша специально заблаговременно положил в шкафчик стола, мне удалось разобраться с нехитрым устройством.
Я поражался простоте и в то же время гениальности сего изобретения. Никакого тебе электрического питания, никакого аккумулятора, — сплошное механическое чудо.
Вдоволь наупражнявшись с пишущей машинкой, я приоделся: джинсовые шорты, льняная чёрная рубаха. Вышел, но не успела за мной закрыться дверь, как ноги понесли меня обратно в спальню и усадили за стол. Я выстукал по клавишам первую фразу из своей дебютной книги: Рим в огне, поэтому все дороги ведут только к разочарованию.
Гостиная преобразилась, если, конечно, можно так выразиться. В потолок упирались гелиевые, сука, розовые шарики. Глядя на это цветовое безобразие, напоминавшее мне теперь лишь вагину Лили, мне стало дурно, — к горлу подступила тошнота. Я наклонился к кофейному столику, взял дольку лимона. Цитрусовый запах успокоил желудок.
Потом я вышел на задний дворик. Играла музыка, хотя это сложно назвать музыкой, — в ней не было ни ритма, ни малейшей мелодии, — хаотично дубасил бас, ещё какое-то щёлканье и цоканье.
Вся поверхность бассейна была устелена ярко-красными головками цветов. В центре балийцы сообразили цифру 18 из фиолетовых анемонов. Не спрашивайте, откуда мне известно название, сам не знаю. Бассейн окружили высокие горящие факелы. Выглядело невероятно красиво, уж в чём в чём, а в украшениях из цветов, мишуры и прочих побрякушек, балийцам нет равных, ибо у них что ни день то праздник: разные там церемонии, подношения, вот они и довели свои умения до абсолюта.
Под верандой расположилась разношерстная компания: еврей Миша, создавший собственную криптовалюту, которая в недолгом времени появится в пятерке самой востребованной, Лили — будущая инстазвезда с полумиллиардным количеством подписчиков (большинство уроженцы из стран Азии); и её свита: рыженькая Катерина — пиар-менеджер, Стасик — мальчик-макияж. Ну и чтобы случайно себя не приписать к свите так называемой звезды, ставлю точку.
Мы сидели пили, кушали острые балийские блюда, беседовали. За разговорами мне стало известно, что перед тем как трахнуть Лили, Майкл умалял её выучить одну единственную реплику на немецком языке из какого-то порно фильма 70-ых. Узнал, что мальчик-макияж, то есть Стасик, сильно расстроился, когда оказалась, что в Мишином баре, предлагающего множество разновидностей алкоголя не нашлось самбуки. Бедняжке пришлось ехать в маркет. Компанию ему составила Катерина, тогда-то на их пути показался я, крутой байк и оттопыренный средний палец. Катерина, нахваливала мой роман от чего стала ещё сексуальней прежнего. Лили вылезала из шкуры, желая затмить мой зыбкий ореол славы, она всячески перекрикивала разговоры, касающиеся литературы, моих творческих планов и предстоящей экранизации романа.
Всё шло довольно-таки неплохо. Особенно, когда за музыкальную программу взялся Майкл, он включил Sade. Заиграла песня No ordinary love.
В мире есть миллионы песен, из миллионов, возможно тебе, читатель, нравится пару сотен. От 50 ты кайфуешь, но есть с десяток музыкальных произведений, которые творят с твоим сознанием или подсознанием, без понятия с чем именно, но творят фантастическую вещь, — они переносят тебя в прошлое, в прямом смысле. Нет, физически, понятное дело, ты остаёшься в том времени, который разум воспринимает как настоящее. Ты сидишь на полном автопилоте, дакаешь, некаешь, пускаешь в ход одни лишь междометия, пока повторно проживаешь моменты из далекого прошлого, а может из недалекого.