— Эй, Гэтсби, а хочешь услышать смешную историю?
В ответ Майкл неопределенно пожал плечами.
— Дружище, это забавнейшая история обязательно улучшит тебе настроение.
— Если она эффективней той кислоты, что я принял и антидепрессантов, тогда валяй.
— Однажды давным-давно в бывшем советском царстве, ныне олигархическом государстве твоему товарищу приснился сон.
— Пожалуйста, нормальным языком, — попросил Майкл, недовольно хмуря брови.
— Ладно, договорились, — произнес я. — Итак, год назад мне приснился интересный сон. Предполагаю, что предпосылками его возникновения были мои желания освободиться от брачных оков и укатить куда-нибудь, но клятая совесть успела обзавестись союзником в лице трусости. Им удалось пленить меня, однако же подсознание не сдалось, его войска начали вести освободительную войну.
— Скучно, — зевнул Майкл.
— Слушай внимательно, — последовала реакция на его выпад. —Я обнаруживаю себя в больнице, на лестничном пролете. Тусклый свет ламп, такой желтый, знаешь, как обычно, бывает в тамбуре вагона. За окном от порывистого осеннего ветра гнутся кроны тополей. За ними вижу два серых девятиэтажных дома, справа от них электростанцию, её тревожный гул проникает через старую деревянную раму. По ступеням медленно поднимается старая бабка в синим халате. Её голова убрана платком, из-под которого беспорядочно выбиваются пакли седых волос. В узловатой иссохшей руке она держит поржавевшее ведро. Вода плюхается на пол при каждом её шаге. Бабка бубнит себе под нос, останавливается, тяжело вздыхает, ставит ведро, одной рукой берется за поручень, другой поглаживает коленно, а затем вздутые варикозные вены. Электростанция истошно гудит, бабка кряхтит, я наблюдаю.
— Макс, ты вроде собирался рассказать смешной сон, а то что я сейчас слышу, напоминает мне какой-то городской ужастик.
— Подожди немного, скоро будет весело.
— Так уж и быть, подожду, — сказал Майкл, уперся головой о спинку кресла и закрыл глаза.
— Бабка замечает меня: «Что ж это за жизнь, сынок?». Я молчу, молчу, потому что мне ничего ей сказать. «Да-а-а, — протягивает она старческим голосом, — жизнь моя — жестянка, да ну её в болото». Сверху появляется молодая медсестра.
— О, это уже интересно, — говорит Миша, открыв веки. — Сейчас будет секс, точно-точно будет.
— Медсестре очень далеко до всех тех образов, к которым ты Майкл такпривык благодаря Голливуду и порнофильмам. Она худа до безобразия, халат на ней весит. Руки синюшного цвета, скулы острые, лоб выступает вперед, губы не накрашены красной помадой, а будто испачканы в ней. На носу бородавка.
— Это же твой тип, ты ведь таких любишь, — старался пошутить Майкл.
— Медсестра кричит: «Митрофановна, карга ты старая, давай, ковыляй быстрей!». Техничка, а Митрофановна, техничка, как ты наверное уже догадался, не обращает на неё внимание, смотрит на меня и с грустью говорит: «Милок, тебе бы к врачу, неправильно здесь стоять и в руках держать органы человеческие». Бабка и медсестра бесследно исчезают. Я смотрю на свои руки, они сложенны так, точно я воробья поймал. Неспешно раскрыв ладони, замечаю что на них лежит мошонка.
— Ого! Вот это поворот! — оживился Майкл. — Рассказывай, что было дальше.
— Дальше, Миша, я понимаю, что в руках держу собственные яйца.
— Ха-ха, — прыснул друг.
— Ощущения не передаваемые. Помню по спине пробежала ледяная дрожь, я закричал и проснулся в холодном поту. Часы показывали два ночи. Гипнотически мурчал холодильник. Мне удалось уснуть через пару минут. Сон мой возобновился, но хуже всего, то, что он не был осознанным. Словом, вернулись все страхи, переживания. Впрочем, я ужеобладал знанием — у меня есть лечащий врач азиатской наружности. Да, согласен, логики в этом мало, и всё же, это всего-навсего сновидение со своей тайной и магией. Сбежав по ступенькам, я направился в отделение. Пустой длиннющий коридор. Топот ног отдается эхом. Заглядывал в палаты, в процедурные, в кабинеты — ни души. В голове зароились невеселые мысли.