Глава 7
Яркая вспышка света на мгновение меня ослепила. Послышался щелчок затвора, снова вспышка. Работал фотоаппарат, работала Катя. Она со всевозможных ракурсов делала снимки коматозной Лили.
— Не знаю что и сказать.
— А ты ничего не говори, — молвила рыжая, — сложи руки Лили, как покойнику, хочу чтобы фото получились более драматичные.
— И не подумаю — ответил я.
Катя подошла к койке и сделала все сама:
— О, так-то лучше, — комментировала она позже, просматривая новые снимки.
— Как бы это более культурно выразиться, — вслух размышлял я, потирая подбородок, — Катя, ты ебанутая?
— Что, прости?
Я перефразировал вопрос, дабы он прозвучал мягче:
— Катерина, ты ебанутая?
Озвучив снова ругательство, я понял, что становлюсь маргинальным элементом — перестал верить в существование персонифицированного бога, лгу людям, трахаюсь с кем ни попадя, больше пью, чаще бранюсь. Как Луна год за годом отдаляется от Земли, так и я год за годом отдаляюсь от Моисеевой морали — медленно, но уверенно.
— Что ты сказал? — вскипела рыжая.
— Я говорю, что ты психопатка. Человек, у которого отсутствует эмпатия в психиатрии считается душевнобольным.
— Ах ты хуев писатель!
— Десять минут назад ты обращалась ко мне «дорогой». Поздравляю, мы вышли за лексические рамки и теперь называем вещи с вами именами: ты — ебанутая, я — хуев писатель.
Если бы меня просили описать тремя словами разгневанную и ошарашенную Катерину, я бы сказал: «Песнь льда и пламени». Да, вы абсолютно правы, читатели, точно так же как название серии фэнтези-романов Джорджа Мартина. Посудите сами: ярко-огненные волосы, злющие голубые глазищи, широко раскрытый рот.
В палату зашел врач, маленькая миловидная женщина неопределенного возраста:
— Что здесь происходит? — допытывалась она, кидая взгляд то на меня, то на Катерину. — Кто вас пустил? Как вы смеете кричать в палате больной?
— Прошу простить нас, доктор. Понимаете, эта девушка, — я указал на рыжую, — на миг обезумела, увидев свою сестру в таком плачевном состоянии. Посмотрите, у неё шок.
Врач посмотрела:
— Я вижу, но зачем ей фотоаппарат в больнице?
— Она профессиональный фотограф, узнав о сестренке рванула с места съемок прямиком в больницу.
— Угу, — недоверчиво произнесла женщина, а потом, будто вспомнив клятву Гиппократа, принялась мереть пульс Катерины. Сжимая запястья, она смотрела на свои наручные золотые часики. — Да, сердцебиение учащенное, некритично, конечно, но… Как вы сейчас себя чувствуете?
— Уже лучше, — сглотнув, ответила рыжая. — Что с моей сестренкой?
— Я не могу разглашать информацию о состоянии больной, пока не удостоверюсь, что вы на самом деле приходитес ьближайшей родственницей.
— Это будет непросто, — продолжал я врать, словно политик — чётко, поставленным голосом.
— Катерина — сводная сестра.
— Тогда, увы, я ничем не могу вам помочь, — просто сказала врач и взяла в руки больничную карту с быльца кровати, где спала (почти буквально) мертвецким пьяным сном Лили. — В данный момент о состоянии здоровья больной я имею право сообщать человеку, который указан медицинской карте. Его зовут, подождите, подождите, — она всё никак не могла прочитать иностранную фамилию, но потом неуверенно озвучила по слогам, — Ми-хаил Варш-шавский. Он оплачивает счета за лечения.
— Когда она проснется? — спросила с мольбой Катя. — Пожалуйста, ответьте.
Ничего себе, подумал я, видя шикарную актерскую игру рыжей — столько экспрессии.
—Трудно сказать, — призналась доктор, — всё гораздо хуже, чем нам с коллегами представлялось при её поступлении в больницу. Мы ждем специалиста из Джакарты. Сегодня вечером он прилетит на Бали. Больше я вам ничего не скажу.