— Что ты собираешься делать?
— Метаться в поисках спасения, — усмехнулась Александра. — Сколько еще ты сможешь придержать рядом с Андреем официальную охрану?
— Сегодня, думаю, смогу, максимум — еще завтра. Что ты планируешь?
— Увидишь.
— Не уверен, что готов оценить интригу, — нахмурился Ян.
— Да все в рамках закона! Ты сейчас чем собирался заняться?
— Допросить знакомых Сараева и, если успею, Тимофеева.
— Вот и занимайся, благословляю. Дело это скучное и вряд ли перспективное. Так что я пока сосредоточусь на охране.
У семьи Эйлеров хватало влиятельных знакомств, но только в определенных кругах. А законная помощь сейчас была почти бесполезна, требовалось нечто большее… Александра слабо представляла, что у нее получится, но нужно было начинать.
Она отправилась к Виктору Шереметьеву.
Про отца Андрея она знала не так уж много. Например, то, что с сыном они не ладят. При упоминании родителя Андрей неизменно мрачнел и спешил сменить тему. Александра его не осуждала — она и сама не могла похвастаться переизбытком любви к папаше. Да и какое ей дело до его родни? Она не собиралась встречаться с Шереметьевым-старшим, ей важен был только Андрей.
Теперь все изменилось, Виктор мог пригодиться ей. Перед законом он всегда был чист: в прошлом он работал в крупных государственных больницах и снискал славу в международном медицинском сообществе как талантливый хирург и ученый. После выхода на пенсию он обзавелся собственной клиникой пластической хирургии. Впрочем, самолично он никому силиконовые груди не вставлял и губы не увеличивал. Шереметьев был лишь мудрым управленцем, умело использующим былую славу для привлечения клиентов.
Но это, опять же, открыто, перед законом. Александра не сомневалась, что у него хватает секретов. Если бы он и правда был лишь гениальным врачом, сын бы от него не шарахался! Да и потом, ее собственный папаша ныне пребывал в маразме, но когда-то он был отличным следователем. И даже в поврежденном мозгу Михаила Эйлера сохранилась память о том, что Виктор Шереметьев связан с мафией. Теперь Александра готовилась проверить, будет ли от этого толк.
Она явилась в клинику без записи. Прошла по глянцево блестящим коридорам так, будто именно она тут всем заправляла. Конечно, молоденькие администраторы пытались ее остановить, однако ее уверенность смутила даже их, и они были не слишком активны в своем протесте. Так что до кабинета Шереметьева она добралась без труда.
Она просто назвала секретарше свое имя, пояснений не давала. У нее были все основания полагать, что Шереметьев ее знает. Это не означало, что он ее примет — напротив, мог послать подальше уже осознанно, и она бы не настаивала больше на встрече, потому что от такого человека помощи не дождешься.
Но посылать ее он пока не стал, он пригласил ее к себе.
Александра знала, что Виктору Шереметьеву шестьдесят девять лет. Собственно, на них он и выглядел: еще далеко не дряхлый, но и не моложавый, иссушенный временем, исчерченный морщинами, убеленный сединой. Хотя седина в их роду ранняя — она Андрею лет в тридцать досталась. Виктор сидел за столом и наблюдал за незваной гостьей. Глаза у него были светлые, светлее, чем у сына, и не выражающие ровным счетом ничего. Белый халат он на работе не носил — для того, кто давно уже не заходил в операционную, это было бы фарсом. Вместо этого он предпочел дорогой, отлично сидящий деловой костюм.
Но даже через этот лоск и показную ухоженность Александра сумела обозначить для себя одну простую истину: Виктор Шереметьев пьет. Не выпивает по чуть-чуть по праздникам, а конкретно так прикладывается, наверняка с запоями. Он определенно пытается это скрыть, но продолжается все не первый год, и изменения внешности — отечность лица, красные прожилки на глазах, припухший нос, — постепенно становятся очевидными, особенно с поправкой на возраст.
Андрей об этом не упоминал — хотя оно и понятно, он вообще в разговорах о семье каждое слово чуть ли не пипеткой отмерял. Александра пока не решила для себя, как использовать это знание, она просто ничего подобного не ожидала. Люди такого ума и такой железной воли, как у Виктора Шереметьева, редко ищут примитивного забытья…
Это все-таки его дело. Для нее важнее было то, что он ее принял. Не дожидаясь приглашения, Александра устроилась в гостевом кресле напротив его рабочего стола. Шереметьев продолжал прожигать ее взглядом, с тех пор, как она вошла, он не произнес ни единого слова.