— Дай, дай, дай! — теперь эта чужая мысль, усиленная до крайности, стучала в голову, требуя подчиниться.
— Чего тебе дать-то? — Ирграм сделал еще один шаг назад.
Осторожный.
— Дай! — взвыло с трех сторон. А к Ирграму устремились тонкие плети тумана. Они ползли по земле, стесывая о нее белесые чешуйки.
И прикосновение липкое Ирграм ощутил всей кожей.
— Дай, дай, дай…
Вой подхватили твари там, в тумане, то ли далеко, то ли близко. Вот спрашивается, надо ему было сюда соваться-то?
Ирграм оскалился и заворчал.
И тварь затряслась, заволновалась. Поверхность её пошла рябью.
— Убирайся, — Ирграм стряхнул очередное щупальце, слишком жидкое, чтобы удержать его, но все же куда более плотное, чем положено тому, что сплетено из тумана.
Одно.
Два.
И тварь окончательно определилась. Туман колыхнулся. И стал… гуще?
Оно втягивала в себя то, что выпустило прежде, стремительно, распахивая белесые пятна-провалы. И туман, наполняя мягкое тело её, придавал ему цвет.
И форму.
Пузырь опал.
Потянулся.
Выпятил короткие конечности, которые несколько мгновений просто шевелились, не способные дотянуться до земли. Но вот прорезались суставы. И острые когти впились-таки в моховую подложку. Тело же стало тоньше.
Легче.
Червееобразней.
Зыбкая поверхность стала молочно-белой. И на ней проступили горизонтальные полосы. Броня? Вероятнее всего. Пластины обрели подвижность, и когда тварь шевельнулась, свыкаясь с новым телом своим, они коснулись друг друга с тихим мерзковатым шелестом.
Многоножка.
Да, пожалуй, оно стало походить на огромную многоножку.
— Дай… — эхо чужого сознания звучало в голове. А многоножка медленно сворачивалось. И разворачивалась, пока неспешно, неловко, заваливаясь то на один, то на другой бок. Конечности её вязли в земле, и она выдергивала их с раздражением.
Ирграм наблюдал.
И за тем, как обрастает чертами приплюснутая, прикрытая броней, голова. Вот лопнула пленка, прикрывавшая пасть. И остатки её образовали тонкие гибкие щетинки. Вытянулись, загнулись крюками жвала. И зашевелились, захрустели протяжно.
— Дай… — шелест вытеснял прочие мысли.
А многоножка, окончательно осознав себя, скользнула навстречу. И только тогда Ирграм очнулся.
Вот… погань! Явно ментально воздействовала.
Он зарычал.
И шарахнулся, уходя с линии атаки. Тело сама скользнуло на землю. и по земле. Ирграм животом ощутил, что неровность камней, что жесткость корня, выпершего из земли. Какая-то ветка впилась в кожу, но та была слишком плотной, чтобы прорваться.
Он перевернулся на спину, и одним движением вскочил на ноги.
Тварь же, промахнувшись, пыталась собраться.
Все же она была слишком большой. И не особо умной. Она издала тонкий вибрирующий звук, заставивший Ирграма поморщиться. Звук этот отзывался в голове болью.
— Дай! — этот вопль ударил по мозгам. А тварь снова бросилась вперед.
И куда быстрее, чем прежде.
Но все одно, длинная.
Тяжелая.
Неповоротливая. Белое тело ударилось о сосну, и та захрустела. А короткие ноги заскребли по мхам, оставляя на земле глубокие раны.
Так она не отстанет.
И надо…
Ирграм вытащил нож, прихваченный в замке. Подумалось, что стоило бы взять клинок побольше, но он никогда не был воином. А теперь и магом тоже, потому что сила не отзывалась.
Плевать.
Ирграм перекинул нож в правую руку и выпустил когти.
— Дать, значит… дать… — мысль, пришедшая в голову, была не то, чтобы гениальной, скорее уж наоборот, она категорически не нравилась Ирграму, но если что-то твари от него и надо, то именно пластины.
Он стянул с шеи одну.
— Этого хочешь?
Тьме ли не слышать тьму.
Пластина качнулась, и по выдавленным знакам побежали искры… силы? Тьмы? Интересно. Надо бы потом глянуть.
— Дай, — протянула тварь уже медленно. И столько желания было в голосе её, столько надежды, что Ирграм понял — не ошибся.
— Иди сюда…
Пластина качнулась влево.
И вправо.
Тварь качнулась следом. Влево. И вправо. И снова влево. Она подобрала передние конечности и массивное тело поднялось, обнажая живот. Впрочем, и его покрывали тонкие пластины брони.
Что-то подсказывало, что тыкать в нее ножом — занятие бесполезное.
— Сюда… ближе… — Ирграм повесил пластину на ветку ближайшего дерева и осторожно отступил.