— Тпру, — остановил телегу Негарэ. — Доброго времени и бог в помощь!
— Спасибо, люди добрые!
— Просьба у меня к тебе, молодушка…
— Говори, незнакомый путник.
— Есть у меня колбаска… Не нагреешь, молодушка?
— Пожалуй, нет. Боюсь, подгорит, есть не станешь.
Дождь пронизывал до костей. Но мы согрелись от смеха.
Негарэ погонял коней и все восторгался:
— Остры на язык бабенки в этой заводи!
Затем вынул из десаги круг колбасы, отломил каждому по куску.
— Пойдет и так, без подогрева.
До самой Кукоары он молчал. Когда кто-нибудь из нас напоминал о бравичанке, сердито поворачивался:
— Вылазьте из телеги. Видите, на подъеме коням тяжело.
Затем мгновенно спохватывался и смеялся вместе с нами.
…Конечно, и холод, и голод, и трудную дорогу лучше всего выдерживают молодые. Но зато, как положат голову на подушку, дрыхнут без задних ног.
— Проснись, тебя к телефону!
— Кто?
— Откуда я знаю… — Мать пожала плечами. — Спишь, будто перед дождем.
На дворе распогодилось. Солнечно. Тепло. Жить хочется. Дедушка на завалинке грел свои кости. Складывал лозу. Готовился подвязывать виноградник. Увидев меня, заговорил:
— И ты, парень, цвести собираешься? Вылупился, значит… Открыл глаза!..
Отца в сельсовете не было. Дядя Маноле, заместитель отца, без конца дул в трубку, надрывался:
— Алло! Алло! Что? Собрать народ?
Потом повесил трубку. Красным липованским платком вытер пот со лба. Отвел душу бранью:
— Как затрезвонит эта дьявольщина — страх божий!.. Ни фига не слышно! Черт бы побрал этот телефон! Никак не могу к нему привыкнуть.
Я и не смог узнать, кто меня вызывал.
— Леший их разберет… Звонит каждый, кому не лень.
Снова затрещал телефон. Дядя Маноле с мольбой взглянул на меня. Я снял трубку.
Вдруг целый шквал хлынул мне в ухо. Говорил Алексей Иосифович Шеремет.
— Что, к вам в Кукоару еще не дошла советская власть? Где председатель? Почему повесили трубку?
— Здравствуйте, Алексей Иосифович.
— ?!
— Да, это я…
— Поздравляю… — заговорил он иным тоном. — От души. Новых успехов!
— Спасибо, но…
— Знаю, отлично знаю! Не строю на этот счет никаких иллюзий… Пройдет еще много времени, пока станешь настоящим секретарем райкома. Но станешь!
— Благодарю…
— Одной благодарностью не отделаешься… Достань блокнот и запиши. Сегодня окружен Берлин. Соберите в клубе народ, сообщите эту радостную весть. Выступи с лекцией. Не забудь о подготовке к севу. Посевная теперь фронт крестьянства.
Да, не зря молвится: дождь ли, снег — дороге не стоится.
Не стоялось фронтовой дороге. Она вела к концу войны. Скоро петля захлестнет палачей. Берлин в кольце!
Мать моя, мамочка! Я совсем позабыл о своем новом звании секретаря райкома комсомола. Забыл все на свете. Радоваться? Грустить? Да что это все, что мои личные дела по сравнению с вестью о том, что Берлин в клещах?
Надо найти отца. Сообщить новость. Надо собрать Кукоару в клуб.
4
Отца застал у тетушки Анисьи. Он сунул корове в пасть деревянный колышек, и девушки гоняли ее по двору. С влажной морды падали клочья пены.
У края завалинки отец мыл руки и говорил с несколькими парнями.
— Такое дело… Я вам разрешаю, потому что Жуков вошел в Берлин. А так ни за что не разрешил бы.
— Разрешил… И фронт с нами заодно, и сам господь бог.
— Слушай, а ты чей?
— Тудоракэ…
— Смышленый, в отца…
— Вы отца не трогайте.
— Ну, а чем господь вам помогает, хотел бы я знать?
— Первомай совпал с пасхой, дядя Костаке.
— Что ты имеешь в виду?!
— А что?
— Иными словами, вы праздник устраиваете по случаю Первого мая? Не пасхи?
— Ну конечно.
— Придумано хитро… Молодцы! Будь по-вашему, — согласился отец. Можете договариваться с музыкантами.
Я замер от удивления! Как узнал отец, что войска Жукова в Берлине?
Тетушка Анисья торопилась с глиняным кувшином в погреб за вином. Не знала, как отблагодарить отца за помощь.
— Если хотите кормить корову зеленой люцерной, надо накосить заранее… дать ей привять… Или смешивайте с соломой. Скотина не захворает, молока будет вдоволь. А так — мало толку. Не разрешайте ей пастись на люцерне, да еще по росе. Разве так можно, девчата?