— Но во дворце очень многие меня ненавидят, — ответила я и поправилась: — Нас ненавидят.
Мать кивнула.
— В таком случае сначала убедись, что получила от короля все те милости, которых желала, и все нужные тебе должности, прежде чем до них доберутся твои недруги. Существует немало прекрасных должностей, которые могли бы занять твои братья; и я знаю нескольких весьма знатных лордов, за которых могли бы выйти замуж твои сестры. Постарайся уже в первый год своего брака завладеть всем необходимым, после этого положение твое станет достаточно прочным, а все войска — полностью преданными. И мы будем готовы к любому обвинению, которое выдвинут против нас, так что, даже если твое влияние снизится в связи с ослаблением власти самого короля, вряд ли что-то будет представлять для нас реальную угрозу.
— Но милорд Уорик… — нервно начала я.
— Да, это наш враг, — произнесла мать таким тоном, что мне стало ясно: нам предстоит долгая и кровавая битва с этим человеком. — За Уориком всегда следи и веди себя с ним в высшей степени осторожно. В отношении милорда Уорика нам всем придется быть начеку. Тебе следует опасаться и братьев короля: герцога Кларенса, этого очаровательного Георга, и герцога Глостера, этого мальчишки Ричарда. Они оба также станут твоими врагами.
— Но почему? Они же родные братья Эдуарда.
— Сыновья, которых ты родишь, оставят их без наследства. А твое влияние заставит короля от них отвернуться. Пока эти братья, лишившись отца, бок о бок сражались за интересы своей семьи, они действительно были вместе. Эдуард, называя себя и своих братьев тремя сыновьями Йорка, видел в небесах знак судьбы — три солнца. Но теперь он захочет быть с тобой, а не с ними. И его милостивые дары — земли, должности и прочие ценности, — которые могли бы получить его братья, достанутся тебе и твоему семейству. Георг стал бы наследником престола после Эдуарда, Ричард — после Георга, но, как только у тебя появится первенец, они сразу опустятся на одну ступень ниже.
— Я собираюсь всего лишь стать королевой Англии, — возразила я. — А по твоим словам выходит, что мне предстоит война не на жизнь, а на смерть!
— Да, именно: не на жизнь, а на смерть, — спокойно подтвердила мать. — Именно это и означает быть королевой Англии. Ты же не Мелюзина, поднимающаяся из вод источника навстречу легкому счастью. И при дворе ты будешь не просто красивой женщиной, которой нечем заняться, кроме магии. Выбранный тобою путь означает, что тебе придется всю жизнь строить хитроумные планы и сражаться с недругами. И наша задача — задача твоих родных и близких — сделать так, чтобы ты непременно победила.
Увидев под сенью дерев прекрасную купальщицу, рыцарь прошептал ее имя: «Мелюзина!» В ответ на его призыв она восстала из вод, и он увидел, что до пояса она — женщина, исполненная холодной и совершенной красоты, но ниже пояса тело ее покрыто рыбьей чешуей. Мелюзина пообещала, что придет к нему, станет его женой и сделает его настолько счастливым, насколько вообще может быть счастлив мужчина в браке со смертной женщиной. А еще она пообещала, что непременно обуздает дикую сторону своей натуры, свой переменчивый, точно волны прилива, характер, и будет благонравной, достойной всяческого подражания, так что он сможет ею гордиться. Но взамен она попросила рыцаря кое-что ей позволить. Она должна время от времени уединяться и иметь возможность возвращаться в родную стихию, поскольку лишь в воде она становится самой собой и смывает с себя все тяготы обычной женской доли, вновь превращаясь — пусть и совсем ненадолго — в богиню вод. Мелюзина понимала, как нелегко ей будет в обличье смертной женщины, как ей придется страдать душой и телом, но знала, что сможет обрести необходимое равновесие, хотя бы немного побыв в одиночестве и погрузившись в воду, где солнечные зайчики снова заиграют на ее рыбьей чешуе. Рыцарь пообещал, что даст ей все, чего она желает, — впрочем, так ведут себя все влюбленные мужчины. И Мелюзина поверила, заглушив сомнения, возникшие у нее в душе, — как и случается со всеми влюбленными женщинами.
Мой отец и братья поскакали из Рединга нам навстречу, так что в городе я появилась в окружении всех своих родных. Вдоль дороги стояли толпы людей, и очень многие видели, как мой отец подъехал ко мне, спрыгнул с коня, снял с головы шляпу и опустился передо мной на колени прямо в дорожную пыль. То был знак высшего ко мне, королеве Англии, уважения, но я была не готова к этому и в тревоге воскликнула:
— Встань, отец!
Отец медленно поднялся и снова низко мне поклонился.
— Вам придется привыкать к этому, ваша милость, — заявил он.
Когда же отец выпрямился и посмотрел на меня, я ответила:
— Отец, мне неприятно видеть, как ты мне кланяешься!
— Ваша милость, теперь вы — королева Англии, и вам должны кланяться все, кроме одного.
— Но ведь ты же не перестанешь звать меня Елизаветой, как раньше?
— Только когда мы будем наедине.
— И будешь дарить мне свое благословение?
Отец широко улыбнулся, давая мне понять, что между нами все останется как прежде.
— Теперь, девочка моя, всем нам придется играть в королей и королев. Ты в этом семействе новичок, к тому же крайне для него нежелательный. Мне и в голову не приходило, что тебе удастся пленить короля Йорков. Да и того, что этот парень все же захватит английский трон, я никак не ожидал. Так что сейчас нам предстоит построить другой мир, создать новую королевскую династию. И мы должны стать больше королями, чем сами короли, иначе в нас попросту никто не поверит. Впрочем, не могу утверждать, что я сам до конца в себя верю!
Тут к нам приблизились мои братья, они дружно сорвали с голов шляпы, как и отец, и преклонили предо мной колена прямо в дорожной пыли. Оставаясь в седле, я сверху вниз посмотрела на Энтони, который еще совсем недавно называл меня шлюхой, а моего мужа — лжецом.
— Можешь теперь так и стоять на коленях, — обратилась я к Энтони. — Ну, говори, кто из нас был прав?
— Ты, — весело отозвался брат. Он тут же вскочил, поцеловал мне руку, снова оседлал коня и добавил: — Зато я дал тебе возможность насладиться своим триумфом!
Остальные братья тоже по очереди поцеловали мне руку, а я улыбалась им, по-прежнему находясь в седле, и у меня было такое ощущение, словно все мы вот-вот дружно расхохочемся и станем подшучивать над собственной самонадеянностью.
— Кто бы мог подумать?.. — изумленно промолвил Джон. — Ведь никто и представить не мог!
— Где же король? — осведомилась я, когда наша маленькая процессия двинулась дальше и миновала городские ворота.
Улицы с обеих сторон были забиты народом — и простым людом, и главами гильдий, и купцами, и ремесленниками; отовсюду доносился веселый смех и похвалы моей красоте. Услышав парочку соленых фраз в мой адрес, Энтони вспыхнул и стиснул луку седла рукой в рыцарской перчатке. Заметив это, я положила ладонь ему на запястье.
— Успокойся, — прошептала я. — Ничего страшного, люди любят посмеяться. Их хлебом не корми, дай только кого-нибудь поддеть. Ведь венчание действительно было тайным, мы не можем этого отрицать, значит, придется как-то пережить подобные шутки. Кстати, ты не поможешь делу своей оскорбленной физиономией.
Энтони тут же раздвинул губы в омерзительном оскале, явно пытаясь изобразить светскую улыбку, и спросил, стараясь не опускать уголков старательно изогнутых губ:
— Нравится? Это моя придворная улыбка! Я сам ее изобрел и постоянно ею пользуюсь, особенно когда беседую с Уориком или этими юными герцогами, братьями короля.
— На редкость приятная улыбка! — одобрила я, стараясь не расхохотаться. — Боже мой, Энтони! Неужели мы действительно это переживем? Надеюсь, все кончится добром.
— Не только переживем, но и окажемся победителями, — заверил Энтони, сразу став серьезным. — Только нужно держаться вместе.
Мы свернули на главную улицу, и теперь нас окружали наспех сделанные знамена и изображения святых, вывешенные прямо из окон в знак приветствия новой королевы. Мы подъехали к аббатству, и там наконец я увидела моего Эдуарда в окружении придворных и советников; на нем были золотистые одежды и алый плащ, на голове красовалась алая шляпа. Как всегда, он выделялся в толпе, будучи самым высоким и самым красивым. Да, это, несомненно, был настоящий король Англии! Он тоже меня заметил, наши глаза встретились, и у меня сразу же возникло такое ощущение, будто вокруг никого нет, я почувствовала такую легкость, что помахала Эдуарду рукой, словно деревенская девчонка. Он не стал дожидаться, пока я сойду на землю и торжественно проследую к нему по расстеленному ковру. Бросив свою свиту, Эдуард подбежал ко мне, снял с лошади и крепко обнял.