Золотые "искры" на пергаменте упоминались реже всех. И то, только тогда, когда Империя присылала деньги на поддержание порта и самого Нового Мореграда. На пергаменте сумма выглядело красиво, но вот каждый флорит в ней был строго подотчётен, а часть выделяемая самому светлому градоначальнику - ничтожно мала.
Ещё в конце первого своего года здесь Фемиар отправил брату письмо с просьбой прислать побольше родного вина из поместья (местное делалось из чего попало и ужасно кислило) и денег (или "хороших вещей"). В ответ он получил одну-единственную бочку и постановление от соборного наблюдателя. На пергаменте твёрдой рукой были выведены все обязанности градоначальника и разрешённые ему виды заработка в пределах города. В конце шло неприкрытое напоминание, что Фемиар искупает трудом свои ошибки. Заканчивалось оно угрозой продлить срок наказания, если он попробует добыть себе денег обходным путём.
Фемиар скрипнул зубами от одного только воспоминания о том письме. Не желая хранить подобное оскорбление в личных комнатах или в архиве, светлый градоначальник самостоятельно соскоблил все слова с пергамента, а затем написал на чистом листе оду самому себе. Вышло не очень хорошо, но зато и глаза больше ничего не мозолило.
Вхдохнув, Фемиар развернул очередной свиток. В нём перечислялись работы, проделанные в качестве трудовой повинности и стоимость оных. Светлый градоначальник водил пальцем по списку имëн, подчëркивая красными чернилами должников и вписывается над ними сумму штрафа. Еë взимут деньгами, тканями, скотом или урожаем до зимы. В ином случае, долг за неотработку будет лишь расти. На идущие к свитку берестяные просительные листы Фемиар даже не обращал внимание. Деньги со штрафов он мог забрать себе, а потому, что бы ни происходила в семьях должников, те были обязаны уплатить.
Дав чернилам просохнуть, светлый градоначальник перевернул свиток. На оборотной стороне старший стряпчий выводил повинных нелюдей. Их список Фемиар проверял с особой тщательностью: штрафы за неотработки у тех шли в двойном размере. А если ещë уличить их во вредительства, то и того больше. Говорили, что первый градоначальник Нового Мореграда брал с них штрафы пушниной!
Фемиар с тоской вспомнил свою столичную мантию с воротником, отороченным горными соболями. Взять еë с собой ему не разрешили.
С новым рвением светлый градоначальник стал выискивать пропуски в отработанных днях. И нашëл их. Нелюдь Андейг пропустил целых пять дней. Весьма крупная повинность, учитывая, что тот работал в порту.
Однако, ничего вписать Фемиар не смог. Графа была уже занята небольшой припиской. Следуя ей, градоначальник порылся в стопке просительных листов и выудил из неë доверенность. Капитан Сонгар брал обязанность по уплате штрафа за своего родственника Андейга на себя. Под его подписью стояла печать Главного храма.
Фемиар поморщился. Капитана Сонгара, призванного Кривым, он терпеть не мог. Этот морской чëрт вылез из ниоткуда со своим кораблëм спустя несколько лет после войны и каким-то чудом заполучил торговую лицензию (поговаривали, что "чудо" было огромным сундуком, полным злата, которое Сонгар приподнëс главе Собора). А ещë этот кривозубый успел воспользоваться лазейками в законах и сделал Бурунный порт полувольным градом. Он бы и с другими поселениями нелюдей такое провернул, но лавочку вовремя прикрыли. С тех пор Кривой капитан выкупал долги своих родственников и оплачивал их. А "родственниками" ему были все нелюди полуострова. Фемиар чувствовал, что Кривой капитан откровенно темнит, но доказать обман не мог. Поэтому долги нелюдей Сонгар забирал себе и выплачивал штраф по малой требе, так как числился добропорядочным подданным Империи.
Глава 12
Город словно вымер. Тенмор шёл по тёмным пустым улицам, освещая себе путь лучиной. Все двери и окна встречающихся домов были заколочены. Стояла мёртвая тишина. Старик даже не слышал ни собственных шагов, ни собственного дыхания.
Он пришёл в себя у храма, не понимая, что происходит. Вначале Тенмор пытался заглянуть в щели между досок, закрывающих входы в храм и ратушу, но не увидел ничего, кроме чёрной темноты. Он пытался звать, но ни звука ни вылетело из его рта. Думал постоять возле храма, но непонятная тревога разрослась в груди и погнала вперёд, вниз по главной улице.
Все дома по его пути были закрыты... кроме собственного. Тенмор зашёл в ворота двора: земля была серой и безжизненной. Он зашёл в дом: ни души... и ни следа, что тут кто-то жил. Старик зябко поёжился и поспешил покинуть это место.