Мама вышла к калитке и увидела, что по шпалам чугунки степенно шагал Леонид Подгорный, которого в поселке тоже ненавидели, как его отца, старосту. Тот среди бела дня мог ворваться с полицаями в любой дом, учинить погром, забрать, что приглянется, а не понравится хозяин — угонит его в лагерь. И никакой староста не Подгорный, а Николь Лозинский. Он оказался сыном шахтовладельца на Украине, еще до революции окончил горный институт, в гражданскую бежал в Шахтерск и затаился до поры до времени.
Федор Кудрявый пошел в полицию переводчиком.
— Добрый день, Мария Демьяновна, — миролюбиво проговорил Леонид, подходя к дому.
— Геть отседова, супостат! Сын стахановца!
— Зря вы так… Да ладно… Скажите Егору Авдеичу, чтобы совсем ушел из города. Сучка одна тут завелась. Может выдать. Сегодня ночью пусть уходит.
— Не видела и не слышала! Ничего не хочу от полицая…
— Я вас предупредил! Эх! Мария Демьяновна…
В кухне все чаще появлялся Гавриленков. Сидит, дымит самосадом и молчит. Иногда уходит, не проронив ни слова. Даже Ганс стал замечать странное поведение лавочника.
— Ну, как, сусед, живешь-будешь? — спросил его отец как-то вечером. — Смурый ходишь… Охранную грамоту так и не дали тебе немцы?
Гавриленков скрутил новую цигарку, раскурил ее, зло отмахнулся от дыма.
— Как же! Держи карман шире! Так тебе и дадуть. Они только пьють и жруть! А у меня что? Мошна бездонная?
— А что Танька? Не выстаралась грамотку-то?
— Смеешься, Авдеич?
— Тут не до смеха, сусед… Интересно, все еще за немца держишься али нет? Тебя ведь дурнем не назовешь…
— И за то спасибо, сусед, — невесело усмехнулся Гавриленков. — А с Танькой промашка вышла… Этот бугай… штурмбанфюрер… Тьфу! И язык поломаешь… Она же у него так и огинается…
— Та-а-ак… — сочувственно протянул отец. Он догадывался, что неспроста Гавриленков заглядывает на кухню. Может, староста подослал? С другой стороны, если взглянуть, так Гавриленков начал уже разочаровываться в немцах, в их так называемом «новом порядке». Не благо принесли немцы в маленький шахтерский городок, а горе и страх… Гавриленков уже побаивался немцев. Танька хоть на глазах, а вот Санька поехал в Ростов за продуктами и как в воду канул.
Неожиданно прибежала Ульяна Кудрявая. Она была в кофточке с накинутой на голову шалью. В смятении посмотрела на отца и быстро прошла в пристройку к маме. Гавриленков проводил ее долгим взглядом, затоптал каблуком цигарку и ушел домой.
— Авдеич, пойди сюда, — позвала отца мама и, когда тот вошел в пристройку, тревожно зашептала: «Ты послушай, что Ульяна говорит. Выдала тебя Танька Гавриленкова. Старостин сынок намекал, чтобы ты поостерегся, из городу ушел, а то, говорит, сучка завелась…» Вон она и есть…
— Неужто Ленька сказал? — вскинул отец голову. — Это дюже важно… Говори, Ульяна… Немчура боится в доме спать. В комендатуру утекла…
Ульяна Кирилловна вернулась из Караганды перед самым приходом немцев. Проводила мужа на фронт и вернулась. У нее-то и квартировал начальник зондеркоманды, которая занималась облавами, арестами, расстрелами.
— С утра энта сучка валяется с немчурой. А он же, изверг, без пакости не может. Все пытает Таньку, кто в поселке из коммунистов остался да у кого в Красной Армии родные. Я вся трясусь. Возьмет и про Ивана брякнет…
Да… Всех по домам и пофамильно перебрал. Как дошел до вас, так она и сказала: «Видел, кто повару Гансу картошку чистит?» «Видел, — отвечает немчура. — Его исключили из партии. Он недоволен Советами…» «Э-э-э… это так, для близиру, — сказала Танька. — Он же первый коммунист во всем Шахтерске. Революцию делал, а теперь, может, самым старшим партизаном остался…» Немец как закричит: «Он есть партизан? Я его сейчас пук-пук!» Сама же Танька и уговорила погодить до утра… Ох! — Ульяна Кирилловна хватилась за сердце. — Сижу в коридоре ни живая, ни мертвая… Охранники того злыдня в пристройке в карты режутся… К вам задками бежала, никто не видел. Вот только Гавриленков…
— Не боись, — успокоил женщину отец. — Ульяна, выдь на два слова. — В кухне он тихо сказал: — Передай Федору, пусть приготовит с десяток пропусков в Ростов, а ты их отнесешь в тайник. Поняла? Как Федор?
— Все сделаю, Авдеич. А Федор что ж… Днюет и ночует в комендатуре… Говорит, так надо. А ты как теперь?
— Уйду счас… Эх, не успел я с ним встретиться! Надо бы о Леониде Подгорном поговорить… Хм… Меня хотел предупредить… Пусть Федор с ним потолкует… Только осторожно.