У нее было круглое личико с конопушками на вздернутом носике и голубые раскосые глаза. Под грубой армейской формой угадывалась хрупкая фигурка. Меня как-то неприятно задела ее назойливость, манера сразу переходить на «ты». Мне казалось, что девушка на фронте, в полку, среди множества мужиков должна вести себя по-особому, с каким-то стоическим… милосердием…
Я вкратце рассказал о Москве и о том, как добирался на фронт. Она назвалась Лизой.
— Загляни, младшой, как-нибудь ко мне… При случае… Ха-ха-ха…
Минут через двадцать обстрел прекратился, мы с Ваней погрузили мины и помчались в полк. На крутом, повороте я оглянулся и заметил, что со двора выезжают повозки и машины. И тут снова начался обстрел. Снаряд разорвался прямо в воротах, лошади вздыбились и понеслись, волоча перевернутую повозку. Я не успел разглядеть, что там еще произошло, как совсем рядом раздался сильнейший разрыв, и «газик» подпрыгнул как кузнечик. Немцы били по шоссе, но Ваня, уцепившись за руль, гнал полуторку напропалую, уходя из-под обстрела.
Когда мы вернулись на хутор, увидели невеселую картину. Снаряд попал в дом и убил старика и старуху. Капитан захотел пообедать под навесом во дворе и не пострадал. Рубин долго честил немцев за разбитый сундук, в котором он держал писарские принадлежности и спирт.
Передовая угадывалась за дальним лесом по глухому уханью пушек и лаю пулеметов. Заметно было, что наступление выдыхалось. Войска, с боями прошедшие несколько сот километров из Белоруссии, нуждались в отдыхе, перегруппировке и пополнении. Немцы же ожесточенно сопротивлялись, пытались оторваться от наседающей Красной Армии, чтобы не попасть в окружение и оставить за собой выгодные позиции. И вот на небольшой речке Нарев противоборствующие войска закрепились. Наш полк занял небольшой городок Остроленку, а немцам пришлось всю оборону отсиживаться на болотистом берегу, в окопах, залитых водой.
Мы расположились километрах в трех от города, неподалеку от шоссейки, в двух отдельно стоящих кирпичных строениях. Большой сарай заняли под мастерскую и склад оружия, в березовой роще сложили в штабеля ящики со снарядами и минами, а мастера и мы с Лабудиным обосновались в небольшом домике с одной комнатой и с маленьким окном.
Кононов и Рубин заняли сухой и довольно просторный подвал под сараем, а мы рады были и нарам — лишь бы крыша над головой. Тем более, что последние ночи спали где попало. Благо, Неминущий таскал с собой много разного барахла, и Колесов «обжал» его на войлочную полость, на которой мы вдвоем спали.
Сколько раз капитан выбрасывал мешки Неминущего, и, случалось, прямо на ходу «газика», но проходил день-другой, и обнаруживались ящики из-под мин, набитые тряпьем.
Санрота разместилась в деревушке Лавы. По утрам мы ходили в Остроленку на батареи и в роты, осматривали оружие, меняли износившиеся детали в пушках и минометах, регулировали «максимы».
По дороге Неминущий успевал обшарить брошенные квартиры и прихватить какие-нибудь драные кальсоны. «Карабины чистить пригодятся», — оправдывался он в ответ на наши смешки и подковырки.
Однажды я взял с собой на передовую Неминущего и Красавецкого, надо было переводить оружие на зимнюю смазку. Для этой цели командир роты старший лейтенант Кухаренко выделил нам подвал с хорошим освещением. Мастера притащили несколько столов, на которых разбирали «максимы», поочередно доставляемые солдатами с огневых позиций. Старую летнюю смазку во всех трущихся частях пулемета заменили на незамерзающую. Я пошел в окопы и, подстелив плащ-палатку, разбирал на ней и смазывал ручные пулеметы Дегтярева. Винтовки и автоматы солдаты смазывали сами. К обеду я со всеми делами управился и заглянул в землянку к Кухаренко.
Командир роты угостил немецкой сигарой и галетами, а я подарил ему книжку Джека Лондона «Мартин Иден», которую купил по случаю в Москве.
— Ну, уважил, младшой! — обрадовался Кухаренко и щедро сверкнул крупными ровными зубами. Он был года на три старше меня, но пышные усы придавали ему солидный вид. — Хочешь шнапсу?
В земляное с прочным накатом были еще ординарец Кухаренко, молчаливый солдат с сонными глазами и связист с телефоном. Ординарец отлучился на несколько минут и принес котелок с чаем, который чуть не опрокинул, когда ставил на ящик из-под патронов.
— Чевтаев! — рассердился Кухаренко. — Опять спишь?
Мы попили чай с галетами, покурили, и я собрался к мастерам, и тут в тылу; совсем рядом, раздался сильнейший взрыв. И сразу застрочили за рекой, с резким треском разорвалось несколько мин на бруствере окопа. Кухаренко и я выскочили из землянки. Из окон второго этажа длинного, с множеством толстых колонн дома, позади окопов, выползал шлейф бурого дыма. Немцы ожесточенно стреляли из-за реки.