— Я не смывался, — угрюмовато буркнул Красавецкий. — Я сделал свое дело и пошел назад…
Вообще-то Красавецкий не был трусом, но иногда выкидывал веселые коленца. Как-то нам на время дали грузчика — немецкого пленного солдата. Одессит остался с ним на точке неподалеку от вески — польской деревушки. Он дал пленному немецкий незаряженный автомат и поставил охранять склад боеприпасов, а сам завалился спать в прохладном окопчике. Такая у старшины была заядлая привычка. Начался обстрел, поляки попрятались по щелям и подвалам, а фриц не долго думая пошел шастать по домам. Одессит проснулся и увидел перед собой большую бутыль самогона и аппетитный свиной окорок. Тут и начался пир. Ночью забыли погасить костер, и самолет сбросил две бомбы, разметал ящики со снарядами.
Утром приехали из полка батарейцы за снарядами, а немец ремонтирует ящики. Артиллерийцы не знали, что это пленный, и чуть не убили его, да старшина вовремя проснулся.
8
Старший техник-лейтенант вернулся из санроты, куда зачастил к своей симпатии-поварихе, отозвал меня в сторону и заговорщицки сообщил, что меня приглашает в гости одна симпатичная особа. Но сказал он таким шепотом, что все мастера слышали. Я приготовился отразить очередной подвох, на которые Лабудин был мастак.
Несколько дней назад он обмолвил, что Лиза частенько к нам заглядывала. Я тут же спросил, как погиб Петя Круглов, мой предшественник.
— По-глупому погиб. — Мой вопрос услышал Борис Колесов. — Лизка его чуть поманила, он и запетушился. Грудь колесом, хвост трубой! Начался обстрел, осколки брызжут кругом, а он идет как на параде. Шли по мелкому окопу, немцы заметили и давай стрелять, а он голову не захотел пригнуть. Прямо в висок навылет пуля прошила. Из-за Лизки он…
— Зачем передергиваешь, Штрафер? — запротестовал Одессит. — Младший лейтенант был отчаянным парнем, а таких… любят женщины…
— Признался, — ехидно сказал Борис — Тебе-то не обломилось… Ты же в отчаянные не попал…
— Да и ты тоже… Хоть ты и пугаешь ее гранатой…
Тогда я не обратил внимание на последние слова Одессита.
Из любопытства я все-таки пошел в санроту, которая разместилась на окраине деревушки в густой роще, ходил там на виду, бессмысленно смотрел на шумящие на осеннем ветру верхушки сосен.
— Привет, младший лейтенант, — раздался за спиной тонкий девичий голосок. — Гуляем?..
Я обернулся. Передо мной стояла Лиза — в маленьких сапожках, черной юбке и в ладно сшитой шерстяной гимнастерке. Пилотку она мяла в руках. Золотистые волосы ее разметались на ветру. Я не мог смотреть на ее симпатичные веснушки на вздернутом носике и отвернулся.
— Тебя вызывать надо? Сам не мог догадаться?
— Лиза… М-м-м.. Ты младшего лейтенанта Круглова хорошо знала?
Улыбка моментально сбежала с ее лица. Она надела пилотку, привычно заправив пряди волос, неожиданно подпрыгнула и сорвала небольшую еловую ветку, куснула ее.
— Да, знала… Хороший был парень. Петечка… И если бы не шальная пуля… Но что же поделаешь, Коля… Война… А ты ревнуешь к нему, да? Признайся… Ревнуешь, я по глазам вижу…
Она совсем близко подошла ко мне и выжидательно сузила глаза.
Был момент, когда я мог поддаться чарам этой милой девчушки со вздернутым конопатым носиком… И начались бы свидания, ночные встречи, победные взгляды… Лиза разочарованно усмехнулась и отвернулась, но я быстро взял ее под руку и сказал, что не будем придираться, а то поссоримся, и пропадет такой хороший день. Лиза высвободила руку:
— А ты… Осторожный… Все про меня выспросил у своих мастеров? Они тебе наговорят со злости… Пробовали ко мне подъехать, так я дала поворот от ворот… А ты… Хладнокровный…
— А ну перестань ерундить!..
— Эх, ты! — обиженно проговорила Лиза, повернулась и медленно пошла в свое расположение.
Через несколько дней я вышел утром из домика и увидел убегающую от сарая с сапогами в руках сестричку Лизу. У входа в подвал спал капитан Кононов, укрывшись шинелью. Рядом валялась сбившаяся бурка.
Да, у войны не женское лицо, но женщины по-разному вели себя там, и об этом нельзя забывать. Как-то я завел шутливый разговор с Лизой о разных разностях, и она спросила, есть ли у меня девушка дома. И, как ни странно, я рассказал ей все об Ине, о своей любви к ней и о том, что она любит моего друга Диму, и я бы хотел избавиться от мучительной тоски по этой девушке, а не могу. Даже рассказал, что переписываюсь с другой девушкой и пишу ей любовные письма так, как если бы писал их Ине…