На лесной поляне был устроен пикник. Белая скатерть на траве. На ней все, что вызывает плохое пищеварение: чайная колбаса, крутые лепешки на сметане, пирожки с мясом от вчерашнего супа. Кроме того, чай, коньяк и пиво.
Катюша Зефирова, подняв рюмку с коньяком, сказала:
— Ах, я хотела бы выпить за здоровье тех, которые там, в огне борьбы, жертвуют собой, пренебрегают опасностями… Я хотела бы видеть русского революционера и выпить за него.
Над головой Катюши склонился высокий человек. По профессии он был булочник. А по наружности очень узкий и как будто складной, деревянный.
— Русский революционер перед вами, — проговорил он и длинным узловатым пальцем указал на Мишу. А тот сидел прямо против Катюши и тоже держал рюмку с коньяком.
Миша слегка покраснел.
Но с таким же замиранием духа, с каким он бросался на коньках с ледяной горы, подтвердил:
— Да, он перед вами.
Катюша подсела к нему рядом и стала интересоваться аграрным вопросом. Миша же был уклончив, ссылаясь на то, что теперь говорить об аграрном вопросе неконспиративно.
Тогда Катюша просила его назначить ей свидание, на котором он помог бы ей уяснить, кто прав в аграрном вопросе: эсеры или эсдеки.
И не раз они до поздней ночи ходили по тому пыльному кругу сада, где впервые Миша попался на приманку женских глаз. Миша доказывал, а Катюша слушала. Пальчики тоненькие кутала под гимназический фартук. Смотрела на свои и Мишины носки ботинок, мелькавшие в темноте.
Прощаясь однажды после такой прогулки, Катюша сказала:
— Вы мне просто раскрыли глаза. Вы такой умный… Просто… Гениальный…
Однако Катюша не успела переменить своих убеждений, так как ей дали поручение бросить бомбу в губернатора. Накануне своего великого дня прощалась с Мишей:
— Это письмо вы передайте моей маме, когда меня возьмут… — и отбросила с плеча свою коротенькую косичку. — Пусть я теперь, как на исповеди. Скажу вам: когда пойду на эшафот, буду только вас, Миша, вас видеть в своей душе, — и тоненькими пальчиками перебирала на груди черный шнурок от часов. — Миша. Я вас люблю… — и откинула назад лицо, обрамленное завитками волос, как терновым венком.
Они взялись за руки и целовались. Короткими и пылкими гимназическими поцелуями.
В этот день Катюша плакала над собой. Упрекала себя в слабости: она верила, верила Мише, а шла по поручению других. Ей Миша раскрыл глаза, а шла она не туда, куда они смотрели.
В тот же самый вечер Миша был на митинге. Там шли горячие споры. В большой университетской аудитории было душно и накурено. Миша ощущал странное: будто в душе его сухой хворост. И нужна искра, чтобы вспыхнул сушняк.
После митинга пели революционные песни. Кто-то предложил похоронный марш. Пели.
Пели: «Настанет пора, и проснется народ».
И вдруг загорелся сушняк:
— Стойте, стойте! — кричал Миша — Нет, не «настанет пора, и проснется народ», а «настала пора, и проснулся народ».
Загорелся сушняк. Затрещали голоса:
— Правильно. Уррра!
И пели:
— «Настала пора, и проснулся народ».
Кто-то схватил Мишу и стал качать его:
— Уррра!
И три раза пропели:
— «Настала пора, и проснулся народ».
Пошел Миша домой. А в душе как чирканье спички мелькало огненным дразнением: «Гениальный… гениальный…»
Человек высокий и узкий, будто складной и деревянный, — ходил уже второй год в кандалах. Недавно у него открылось новое дело. И Миша к этому делу был привлечен. Сидели в одной тюрьме, а видели друг друга только раз в неделю, когда проходили тюремным двором в баню. Были веселы и бодры.
А по суду Миша получил «поселение» (по 126-й). Высокий же, товарищ его, булочник, — смертную казнь (через повешение). Как раз накануне суда высокий человек начал читать в подлиннике Канта. О суде думал мало. И теперь было жаль, что Канта не сможет кончить. А ведь ему, булочнику, каждая строчка Канта досталась с бою.
Но однажды Миша получил от него записку:
«К моему великому счастью, приговор приведут в исполнение, как объявил мне помощник, только месяца через два. Так что, может быть Канта и кончу. Советую тебе. Интересно, брат».
Миша зашил эту записку в тряпочку и стал носить на груди, как крест.
А через неделю, после долгих колебаний, Миша написал высокому человеку:
«Я имею возможность достать яд. Если не хочешь отдаваться в руки врагов, — пришлю тебе».
И еще через неделю Миша получил ответ:
«Не надо. Мне интересно, какая сволочь здесь будет палачом».