— За что? — спросил он.
— За то, что мой тятька защищал родину и взял в плен один пулемет и десять австрияков.
На это учитель Крутогоров ответил:
— Война — это убийство, а человек человека не должен убивать.
— Значит, бог накажет немцев?
— Немцев? За что?
— За убийство тятьки.
— Да ведь и тятька твой убивал!
— Так, значит, и его бог накажет?
— Нет… Ну, как бы тебе это сказать… Бог вообще никого не накажет, потому что они сами на войну не шли, их послали злые люди… Цари разные.
— А-а-а, «цари», — тянул сбитый с толку мальчик и садился на место. А между тем сам про себя думал: «Ишь ты как: «цари», а ведь сам учитель говорил нам, что землю родную надо защищать, что убитые на войне идут прямо в рай, а теперь вдруг «цари»…»
Невзлюбил с тех пор рыжий скептик своего учителя, а учитель Крутогоров продолжал объяснять мальчишкам про Толстого.
Прошло немного времени, и учитель Крутогоров был выбран в уездный Совет крестьянских депутатов. В это время вышла ссора у учителя Крутогорова с попом. Батюшка был беспартийный, и по вопросу о земле он однажды выступил на Совете и сказал:
— Земля божья — это правда, поэтому только те могут землей распорядиться, коим господь бог дал разум и добрую волю, то есть наши ученейшие люди, профессор Шингарев например, и другие, которые ходят не во тьме, а в свете!..
Кончил речь поп, и крестьяне-депутаты смотрели на него хмуро, не проронив ни одного слова.
Встал учитель Крутогоров. Он редко говорил, а потому волновался. Опираясь на стол своими толстыми руками, учитель проговорил:
— Товарищи крестьяне, этот пастырь, который говорил здесь, есть наемник, а не пастырь. Христос сказал: «Пастырь добрый полагает душу свою за овцы своя, а наемник бежит и не радеет об овцах». Этот пастырь не радеет о вас, он бежит от вас, он, жалкий, мысленно устремляется к богатому столу собирать крохи, те крохи, которые падают с барского стола от расклеванного коршунами капитала человеческого тела!
Поп крикнул с места:
— Долой, смутьян, погромщик! Вон!
Учитель Крутогоров, который раньше знал этого «батюшку» по разным вечерним застольным беседам, совершенно обалдел и смотрел мутными глазами на крестьян, которые все повскакали с мест, крича:
— Просим, просим, говори, Иван Фомич. — Так звали Крутогорова. — Выбросить за волосы наемника и фарисея!
Поп, бледный, махал руками на Крутогорова и тыкал указательным пальцем себе на крест. Толпа шумела, председатель стучал для водворения порядка палкой по столу, а учитель Крутогоров стоял и удивлялся на бешенство крестьянского «батюшки».
С тех пор они не разговаривали друг с другом. Учитель Крутогоров при встречах испытывал неловкость и краснел, а поп сочинял всем про Крутогорова, что будто он живет с женою псаломщика и ворует церковных кур и цыплят.
Пришла в село Лапинское телеграмма, что наша армия двинулась в наступление. Как-то утром эту телеграмму учитель Крутогоров стал читать своим школьникам:
— Вот, детки, скоро война кончится — наши разбили немцев окончательно.
Вдруг вырастает среди детских голов рыжая всклокоченная копна скептика, который говорит:
— Ведь вы сказывали, Иван Фомич, что убивать нельзя и что на войну посылает царь, — ведь царя теперь нет.
— Теперь мы защищаем землю сознательно, нашу родную землю.
— А царь-то чью же землю защищал?
— Царь защищал интересы богатых.
— А ведь тогда, при царе, на нас напали сами немцы, — тоненьким голоском пропищал какой-то шустрый мальчик с первой парты.
— Видишь ли, это немецкий царь так сделал, — отвечал учитель.
— Это-то немецкий царь давно сделал. А теперь нешто он сам на нас пошел? — допытывался рыжий.
— Нет, теперь наши народные люди, социалисты; сами не хотят, чтобы наш народ был покорен Вильгельмом.
— Стало быть, сами наши солдаты пожелали супротив немцев выступать?
— Ну да, да, они, именно они, — утверждал Крутогоров, а густая краска быстро-быстро залила все его лицо до самых ресниц, даже в глазах помутилось так, что рыжий допросчик показался маленьким-маленьким и далеким, очень далеким от учителя, как точка.
Учитель Крутогоров много и долго говорил на уездном Совете в защиту наступления. Крестьянам особенно нравились его слова: «Нашу землю немец отнимает от нас. Кашу волю Вильгельм возьмет к себе в карман и задушит там ее своим императорским кулаком. Товарищи, не отдадим нашей земли, умрем за нашу волю».
Учитель Крутогоров сам растрогался от такой речи.