— Поступай как хочешь, сынок. Ты уже большой, сам можешь выбрать, что тебе по сердцу. Мне бы только видеть, что ты стал человеком. И чтобы люди ничего не могли о тебе сказать плохого.
Я поцеловал мать в щеку и выбежал из дому. Теперь оставалось посвятить в свои планы Донди. Направляясь к ее дому, я невольно замедлил шаги: вспомнил, что больше двух недель не виделся с ней. Готовясь к экзаменам в университете, я не постарался даже узнать, почему она вместе со всеми не собирала, как бывало каждое лето, абрикосы и яблоки, не прибегала на канал купаться, по вечерам не выходила встречать корову из стада. Может, ее нет дома? Может, она сейчас в райцентре у отца?..
Несколько месяцев назад Торе-усач устроился в сельпо бухгалтером. Ссылаясь на то, что ему не с руки каждый день трястись в «крытой арбе» в этакую даль, он купил себе новый дом в районном центре. Люди, побывавшие там, рассказывали, что это большущий каменный дом, крытый железом и обнесенный высоким кирпичным забором, за которым разросся прекрасный сад. Но жена Торе, видать, была рада хоть короткое время пожить без мужа, чтобы отдохнуть, успокоить нервы, и все откладывала переезд из аула. Время от времени она посылала дочку проведать отца. Донди, отправившись в райцентр спозаранку, стирала отцу белье, прибирала в комнатах, поливала цветы в доме, потом брала шланг и пускала воду в клумбы. Управившись, она обычно в тот же день возвращалась в аул.
Летом мы всегда виделись с Донди редко. Я уезжал с Байрамом в пойму Тедженки косить камыш. А когда оставался дома, старался сделать что-нибудь по хозяйству. Байрам часто бывал загружен работой, у него не до всего доходили руки. Наша мама, вроде бы немножко оправившаяся после смерти отца, теперь смотрела на меня как-то по-другому — с радостью, как на взрослого сына, мужчину в доме.
А по вечерам, когда парни и девушки собирались на берегу канала на посиделки, рассказывали друг другу сказки и смешные небылицы, пели новые песни пли просто играли в «третьего — лишнего», Донди чаще всего не выпускали из дому. Я издали подолгу смотрел на ее окно, пока в нем не гас свет. Едва оно меркло, и на мое сердце спускался мрак. Мне казалось, что и огромная полная луна лишь отражала свет этого окна, а теперь глядит тускло, безрадостно, что из степи, раскинувшейся за каналом до самого горизонта, веет могильным холодом. Я поднимался и незаметно уходил домой.
Только изредка, когда в наш обветшалый клуб привозили какой-нибудь фильм, я видел Донди. При этих наших мимолетных встречах она бывала молчаливой, прятала от меня покрасневшие глаза — и я понимал, сколько слез ей стоило отпроситься в кино. Она рассказывала, что отец строго-настрого наказал матери никуда не отпускать дочь вечером, ибо Донди уже стала взрослой, а никто не знает, какие у ее дружков в голове бродят мысли. И мать ревностно соблюдала наставления отца.
В кино мы сидели рядом. Пока киномеханик после каждой части фильма менял ленту, Донди грустно рассказывала об их новом доме в райцентре. Не серая аульная мазанка, нет — он был весь белый, с зеленой крышей, стоял в глубине тенистого сада. В нем много комнат. Отец увешал стены коврами, и Донди очень уставала, пока чистила ковры пылесосом…
Когда приезжала Донди, отец всегда бывал в прекрасном расположении духа. Обедать в такой день он приходил домой. Когда дочь, подав еду, присаживалась рядом, он обнимал ее за худенькие плечи и нежно целовал в висок.
— Мне, дочка, на старости лет ничего этого не надо, сама понимаешь, — говорил он, оглядывая стены, увешанные тяжелыми коврами, ниши, заставленные фарфором и хрусталем, — я это для тебя, козленочек мой, стараюсь, для своих внучат. Ты у меня одна. Я сделаю все, чтобы дочь моя стала счастливой. Только ты, родная, во всем должна меня слушаться…
— Ты хочешь уехать из нашего аула? — спрашивал я с тревогой у Донди.
Она неопределенно пожимала плечами и ничего не отвечала. Если я повторял свой вопрос, она только ниже наклоняла голову, отмалчивалась.
— Донди, у твоего отца неправильное представление о счастье! — убеждал я, склонившись к самому ее уху. — Ради мнимого благополучия он сейчас всю твою юность приносит в жертву!.. Ты из-за него не работаешь с нами на хлопковом поле, не ходишь с девушками на луг собирать цветы, а по вечерам тебя никогда не увидишь на нашем всегдашнем месте у канала!.. Даже выглядишь ты — побледнела, словно в парнике росла Кто знает, что еще взбредет на ум твоему отцу. И ты будешь во всем ему подчиняться?
— Мой отец добрый. Он только очень нервный. С ним нужно ласково…