— У тебя черви завелись в том месте, на котором сидишь? Или всего только язык зачесался? Ходячий труп!
Сидящие поблизости прыснули, зажимая рты ладонями. А бедный Орунбай остолбенел, сам видел — у него отвисла нижняя челюсть, а лицо стало землистого цвета. Целый час бедняга не в силах был слова выговорить — язык отнялся. Я подумал: лучше бы не оглядывалась красавица Гульнара.
Когда в институте кончались лекции, мы возвращались в общежитие вчетвером: я, Орунбай, Садык и Ораз. По пути мы заходили в магазин и покупали что-нибудь на ужин. После этого сетку, набитую продуктами, доставалось нести Орун-баю, и вот почему. С тех пор как мы поселились вчетвером в одной комнате, прошло достаточно времени, чтобы узнать, кто на что горазд. В Орунбае мы приметили хозяйственную жилку, чего нам всем не хватало. И, не сговариваясь, выбрали его завхозом. Кроме того, он был громадного роста и недюжинной физической силы и, видно, сознавая свое превосходство, носить сетку с покупками вызвался добровольно.
Мне хочется познакомить вас с моими ребятами. В тот радостный день, когда мы узнали, что стали студентами, решили отметить счастливое событие. Купили вина. Собрались в нашей комнате. Ораз, подняв граненый стакан с шампанским, воскликнул:
— Да здравствует коммуна четверых!
Мы поддержали:
— Гип, гип — ура!.. — Чокнулись, от радости едва не расколов стаканы, и выпили.
С того вечера и началась наша студенческая коммуна. Мы редко говорили о ней, но знали, что она есть.
Впрочем, раз уж я начал рассказывать об одном из членов нашей коммуны, Орунбае, то, пожалуй, доскажу до конца. И, наверно, правильно сделал, что начал с Орунбая. Потому что он даже на занятиях по физподготовке стоит в строю первым. Видимо, когда аллах распределял между людьми росты, и тогда Орунбай каким-то образом оказался первым. Взял, сколько ему было нужно, а потом выпросил еще. Так что теперь его всегда можно заметить издалека, даже в толчее у кассы кинотеатра.
Его чуть продолговатая голова сидит на короткой мощной шее, волосы на макушке редкие — правда, кажется, нет оснований думать, что это от выдающегося ума.
Мы Орунбая любили и всячески оберегали. Несмотря на свой рост и крепость, он был наивен и беспомощен, как ребенок. Наш добродушный великан часто попадал впросак из-за своей беспредельной доверчивости к людям. Студенты знали в нем эту слабость и часто разыгрывали его. К примеру, скажут: «Орунбай, ты слыхал, в ауле Паласолтан забрюхател осел и родил осленка?» Он удивится и спросит: «А нельзя ли, хозяин, увидеть этого осла?» Он себе не представлял, что люди могут выдумывать небылицы. Ему серьезно отвечали: «Поезжай в Паласолтан, увидишь». И не останови мы его вовремя, Орунбай бы поехал.
Орунбай почему-то всех величает «хозяин». Будь ты моложе его или старше, все равно будет называть тебя «хозяин».
Он еще не пропустил ни одной лекции. Если мы, собираясь в институт, медлили, он ворчал на нас: мол, по нашей вине опаздывает, нервничал, ходил из угла в угол. Но, сдается мне, ему больше нравилось просто сидеть в притихшей светлой аудитории и предаваться раздумьям, нежели слушать лекции. Я ни разу не видел, чтобы Орунбай вел конспект. Когда ни посмотришь, он либо мечтательно глядит в потолок, либо, сгорбившись, оттопырив лопатки, торопливо пишет цифры на клочке бумаги, словно нет у него более подходящего времени, чтобы подсчитать наши расходы.
Однажды мы слушали лекцию по философии, и профессор, оборвав себя на фразе примерно такой: «Дипломат должен быть дальновидным, уметь предугадывать события и видеть завтрашний день…», неожиданно обратился к Орунбаю:
— Прошу вас, скажите, какая черта должна отличать дипломата?
Орунбай медленно поднялся. Он не слышал ничего, а сидящие поблизости решили, что не так уж трудно повторить немудреные слова лектора, и молчали. Поняв, что подсказки не последует, Орунбай пробормотал ня с того ни с сего:
— Наступление Антанты, хозяин…
Студенты засмеялись. Профессор нахмурил брови, повторил вопрос. Орунбай потупился. Сидевший позади Садык, желая спасти Орунбая, дернул его за полу пиджака. И не успел Садык раскрыть рот, как Орунбай по-своему истолковал этот знак:
— Оглядываться назад, учитель! — поправился он.
Аудитория вновь покатилась со смеху, но всем на удивление профессор кивнул и подтвердил:
— Совершенно верно! Правда, я этого еще не говорил, но на вашем примере я вижу, что мои студенты начинают самостоятельно мыслить.