Никто не понял, пошутил профессор или сказал серьезно, но после этого случая к Орунбаю пристало прозвище Дипломат. Он не обижался.
А самым старшим по возрасту в нашей четверке был Садык. Мы с ним подружились, когда я только приехал в Ашхабад. Он-то и пригласил меня жить в свою комнату и познакомил с Орунбаем и Оразом.
Как дипломаты отличаются от всех прочих людей дальновидностью, так Садык выделялся среди нас искусством вкусно готовить. Даже когда у нас кончались продукты, он умудрялся состряпать такие блюда, что пальчики оближешь. При этом он глубокомысленно рассуждал о том, что подобные закуски подавались на дастарханы только шахам и султанам. И у нас не было оснований ему не верить. Зато после еды, по настоянию самого повара, старого холостяка, мы должны были воздавать хвалу его уменью и, отходя от стола, произносить: «Ниспошли, аллах, нашему Садыку самую красивую невесту». Хотя самого Садыка с его круглым лицом, побитым оспой, красавцем не назовешь.
Садык, конечно, расхваливал свою «султанскую еду» больше всех и уписывал за обе щеки. У него был завидный аппетит. Мне иногда казалось, что он может съесть целую верблюдицу и не признается, что сыт.
После еды Садык мог целый час неподвижно возлежать на кровати, блаженно откинувшись на подушку. Пот блестел на его рябом лице, как лужи на такырах после дождя. Ему нравилось хорошенько пропотеть. Если он был в добром расположении духа, то, отдохнув, мог рассказать анекдот или какую-нибудь небылицу, горазд был на выдумку, любил вспоминать веселые истории, в которые якобы попадал. Никто из нас с первых же дней не принимал его болтовню всерьез, кроме Орунбая. Орунбай всегда слушал его, растопырив уши, и задавал всякие нелепые вопросы, вызывая этим больше смеха, чем сам рассказ Садыка.
Если у нас кончались деньги, Садык мог безапелляционно заявить:
— Ответственность спасения нашей коммуны от голодной смерти беру на себя. Вечером поведу вас в ресторан! Плачу сам! Молитесь о моем здравии и о том, чтобы мою шею наконец обвила белоснежными руками самая красивая девушка в Ашхабаде!..
— О аллах всемогущий, удовлетвори ты все пожелания нашего Садыка. Аминь! — произносил Ораз, закатив глаза, и проводил по гладкому подбородку ладонями.
— Аминь!.. — подхватывали мы и повторяли его жест.
Садык принаряжался, уходил. Мы оставались ждать вечера, подтянув потуже пояса. Наступала ночь. А Садыка все не было. Каждый, чтобы отвлечься, старался заняться каким-нибудь делом.
— О аллах, мы берем свои слова обратно! — жаловался Ораз, когда ждать становилось невмоготу.
Только утром, проснувшись, нашли мы Садыка спящим на своей кровати. Растормошили его — и видим: выражение лица у Садыка такое же унылое, как у нас. И мы, щадя его самолюбие, не задавали вопросов. Каждый думал, где бы раздобыть денег: одолжить или каким-то способом подзаработать — на товарной станции поразгружать вагоны или наняться к кому-нибудь делать кирпичи..
Третьего моего друга, как вы уже, наверно, догадались, звали Ораз. Родом он был нз Мары.
Ораз три года назад кончил десятилетку, но поступить в институт не смог: пришлось идти работать, чтобы содержать старую мать и невестку с племяшами, покуда не возвратится с военной службы старший брат. А когда брат вернулся, они вместе работали еще целый год, и, видать, военная подтянутость передалась Оразу от брата. Он оказался среди нас самым дисциплинированным, сразу составил себе распорядок дня и старался строго его соблюдать: вставал в шесть утра, извлекал из-под кровати гантели и делал гимнастику. Потом завтракал и начинал готовиться к занятиям.
Вначале мы все были в нем страшно разочарованы: гремя гантелями и посапывая во время гимнастики, он будил нас раньше времени. Особенно недовольно ворчал Садык — правда, ленясь открыть глаза и сунув голову под подушку: Садык больше всех нас любил поспать. Но постепенно мы привыкли к странным повадкам Ораза. А теперь и сами постепенно усваиваем его «воинский» режим. Правда, когда мы все четверо, усердно предаваясь гимнастике, толчемся по комнате, к нам прибегают с протестом с нижнего этажа. Но на днях слышал я краем уха, будто ребята, живущие под нами, тоже купили гантели. Сдается мне, с легкой руки Ораза все в общежитии станут скоро спортсменами.
Я стал замечать за собой, что, подражая Оразу, невольно перенял его манеру жестикулировать, покровительственно похлопывать собеседника по плечу. Незаметно для себя начинаю пользоваться его словами: «старина», «малыш», «дед», — Ораз даже девчонок называет «старухами».