Мама осторожно положила фотографию на ковер, словно она была из хрусталя и могла разбиться, и, ничегошеньки не сказав, вышла во двор. Пошла растапливать очаг в летней кухне, чтобы приготовить ужин. А может, чтобы наедине предаться своим горестным думам. А я остался сидеть, будто прилип к этому месту, и уже в который раз вчитывался в твое письмо. Знаешь ли, во мне оно еще тогда возбудило подозрение. Я почти был готов поклясться, что все у тебя не так, как ты пишешь в своем письме. Может, ты не сдал экзамены и тебя сняли со стипендии? Но пишешь, что с учебой справляешься. Может, болен и лежишь в больнице? Но эта фотография… Что же случилось с тобой, мой брат? Я слышал, такие короткие письма люди пишут, когда на сердце чересчур много накоплено всего, что хочется излить своим близким, или же, наоборот, когда совсем нечего сказать. А мы с тобой не виделись так долго, неужели ты не нашел, что написать нам?
Увлеченный письмом, я не заметил, как в комнату вошла Айджемал. Она тихонечко села рядом со мной и подобрала фотографию. И тут же выронила, словно обожгла руку. Лицо ее помертвело. Заметив, что я смотрю на нее, она улыбнулась, часто моргая, как-то по-детски и растерянно. Потом легонько поднялась и вышла бесшумно, как и вошла. И я подумал: может, она и не приходила вовсе, может, это ветерок прошелестел по комнате…
Я сердцем чувствовал, что у тебя не все благополучно. Если бы ты находился рядом со мной, брат Аннам, я бы начал успокаивать тебя. А сейчас я должен был успокоить себя. "Не все же время идти по жизни, как по асфальту, — размышлял я. — Случается пройтись и по раскаленному песку, и по размытой дороге, увязая в грязи… Если наш Аннам провалился на экзамене и не получает стипендии, то мама и Нурли ему помогут. А в следующую сессию он наверстает… В нашем селении есть парни, которые по нескольку раз сдавали вступительные экзамены в различные институты, а так и не смогли поступить. И все равно не теряют надежды. Они рассуждают так — не повезло в этом году, в следующем улыбнется счастье… А фотография… Ну, мало ли… Может, я ошибаюсь, и все совсем не так, как я подумал…"
Мы решили не показывать фотографию Нурли. Из-за этого пришлось упрятать и письмо. Он и без того был недоволен тобой. А с чего быть тобой довольным, сам подумай.
Но мы с мамой решили скрыть от него письмо не только поэтому. Была и другая причина. Мы все верили, что ты совсем уже скоро получишь диплом и вернешься работать. У нас ведь неплохая школа, а учителя по физике до сих пор нет. Вот Нурли и подумывал о невесте для тебя из наших. Я не раз слышал, как он говорил маме: "Если Аннам успешно закончит институт, надо его женить. Слава аллаху, мы в состоянии это сделать. Я собрал деньжат для тоя…" Так можно ли было ему показывать эту фотографию, посуди сам. Разве он не обиделся бы на тебя? Вы бы наверняка поссорились. И тем самым дали бы повод злым языкам судачить, снова склонять эти слова — "родные" и "неродные".
Весть о том, что у тебя не осталось денег, конечно же, очень обеспокоила маму. Однако Нурли вот уже вторую неделю работал в дальней бригаде и домой приходил за все это время один только раз. Вечером мама попросила меня взять из сарая велосипед и съездить к нему. Ты, мой старший брат, заставил и маму и меня впервые в жизни солгать Нурли. Мама велела сказать ему, что заехали днем, дескать, на часок ребята, которые учатся вместе с Аннамом, и он просил передать привет родным, сказать, что жив-здоров. Да только, мол, они от себя прибавили, что Аннам поиздержался и с трудом сводит концы с концами.
Я отправился в путь, пообещав маме выполнить все как велено, недаром говорят, что сердце матери принадлежит детям больше, чем ей самой.
Я помню старую легенду. Однажды некая красавица поставила перед влюбленным в нее джигитом условие: "Стану твоей, если докажешь свою любовь". — "Как мне доказать?" — спросил юноша, объятый страстью. "Принеси мне сердце своей матери!" — сказала красавица. Легко ли решиться на такое? Долго ходил джигит, терзаемый сомнениями, вокруг дома своей родительницы, да так и вернулся ни с чем к красавице. Та прогнала его. Тогда юноша отправился в степь и, настигнув серну, поразил ее кинжалом. И принес исходящее паром сердце жестокой красавице. Однако она поняла обман и снова отвергла его любовь. Она требовала сердце матери. И тогда обезумевший джигит решился. Извлек из груди своей матери сердце. Окрыленный надеждой пустился в обратный путь. Он так спешил, что не видел дороги под ногами. Споткнувшись, упал и выронил сердце. И в этот момент сердце матери спросило у него: "Не ушибся ли ты, мой ягненочек?"