"Что это? - подумал он. - Кажется, я струсил. Надо быть смелым, как в бытность мою командиром". Он снова шагнул вперед и снова попал в холод президиума. Эти люди, которых он так хорошо знал и так откровенно не уважал, но всякий раз выбирал, смотрели на него, не мигая.
- Никто из вас блокаду не переживал. А ты, Лидазов, всю войну просидел в Козьей Гриве при железнодорожном воинском продпункте.
- Тебя мы в бараний рог согнем и коленом под зад, - сказал прежний состав президиума. - Отказывайся от своих слов.
- Не откажусь.
- Тогда, гад, живи, но помни. Все вернется на круги своя. Мы снова займем места. А ты... Да, собственно, кто ты такой? - Прежний состав президиума потянулся его душить. Виктору Петровичу шагнуть бы вперед разделительная полоса и шириной-то всего ничего, но Виктор Петрович этого не знал, а движение вперед еще не вошло у него в привычку, и он снова шагнул назад. И снова оказался в волшебной белой ночи. Город его и река хоть и были прекрасны, но обветшали. Они требовали от него характера. Город в центре потрескался от плохого ремонта и на окраинах потрескался от плохой работы.
- Не отступлю, - сказал Виктор Петрович и снова шагнул вперед.
Прежний состав президиума ухватил его за шею, стал гнуть.
- Не согнете, - хрипел Виктор Петрович.
- Согнем.
- Я лучше в реку скакну. Утоплюсь лучше.
Члены президиума захохотали с кавказским акцентом. Виктор Петрович знал на собственном опыте - язва желудка и кавказский акцент происходят от частого произнесения кавказских тостов.
- Не скакнешь. Все вы слабаки - дохлый номер.
Виктор Петрович, кряхтя, залез на перила, крикнул:
- Назад хода нет! - и прыгнул в пучину.
По мосту шли парень и девушка.
- Смотри, Вася, - сказала девушка. - Зачем это он с моста прыгнул? Может, разочарованный?
- В такую ночь и разочарованный? Это йог, - сказал парень. - Йоги по ночам тренируются, чтобы публику не смущать.
- Если йог, почему не выныривает?
- Он на дальность нырнул. Йоги на дальность здорово могут.
Прислонились они к перилам, смотрят, где йог вынырнет. Разделительная черта на таких молодых не действует. У них еще прошлого нет. Но девушка ощутила все же непреодолимое желание взять парня за руку и не пускать его в йоги. Пусть лучше автоспортом занимается, художественным фотографированием.
- Вот он! - крикнул парень восторженно. - Смотри, аж где вынырнул.
Девушка с трудом разглядела в мелких волнах йога, почти у левого берега. "Сколько же тренироваться нужно, чтобы так далеко нырять? подумала она. И решила: - Все равно, если даже настоятельная необходимость будет, я сама нырну - Васю не пущу".
А Виктор Петрович углубился в омут, даже глотнуть приготовился воды, чтобы уже не выныривать. Но река, словно ладошкой, ему рот зажала. Другой ладошкой, и третьей, и пятой, и двадцать пятой под зад, под зад - и наверх его вытолкала.
"Не могу, чтобы они в президиуме сидели!" - крикнул Виктор Петрович и полез на глубину, но река его обо что-то легонько ударила. "И я не могу, сказала она. - Задыхаюсь. На пятимиллионный город ни одной конторы по охране воды. Даже за проституток взялись, а на чистую воду всем наплевать. Даже тебе. Ты зачем с моста прыгнул, не сняв башмаки? В свою паршивую кровать ты в башмаках не полезешь. Выступи в защиту меня, прошу как друга".
На берег Виктор Петрович вылез около Зимнего. Взошел на набережную по гранитным ступеням.
У парапета милиционер стоит. Приветливо улыбается.
- Сколько? - спросил Виктор Петрович.
- Гражданин, полюбуйтесь на красоту белой ночи и на шедевры архитектуры. Я уже пятый год в Ленинграде и не устал любоваться.
Виктор Петрович полюбовался. Красота - дух захватывает, но тревожно ему.
- Может, в двойном размере?
Милиционер поправил фуражку.
- Представьте, у меня час назад родилась дочка.
- Поздравляю... Сколько с меня?.. - У милиции тоже есть план по валу - тема, конечно, закрытая, и, чтобы стать милиционеру роднее, Виктор Петрович сказал: - Можно мокрыми? На пеленки.
Милиционер поиграл свистком. Грусть была в этой игре.
- К вашему сведению, гражданин, милиционеры, у которых в такую волшебную белую ночь родилась дочка, штрафы не берут. - Он поднес руку со свистком к козырьку, зафиксировал это движение пружинным выпрямлением пальцев, сказал: - Честь имею, - и пошел по набережной к Дому ученых.
Виктор Петрович сконфузился, отряхнулся, отжал кое-как пиджачок и брюки и, направившись на Дворцовый мост, попытался представить привычные к сидению фигуры президиума, хоть и не совсем похожие, но смахивающие на толстые щупальца с многочисленными присосками. И не то что стало ему жаль их как раритеты, но как-то вроде бы да. Он не находил слов. Но искал.
- Я вас люблю, - подсказала ему белая ночь, поскольку других слов говорить не умела.
Он вздрогнул.
- Перестань. Не шути так.
И бросился к середине моста, к чиру, чтобы грудью прорвать заслон. Пусть видят - он хотя и в мокрых штанах, но вполне несгибаемый.
К мосту подходили буксиры и лихтеры. У капитанов этих судов были свои проблемы, и у летчиков, летевших куда-то в ночи. Даже старики, уже готовые предстать перед судом всевышнего, не могли в эту ночь успокоиться - они не знали, разрешат ли их прикопать к ранее умершим родственникам или пошлют по целевой разнарядке на дальний погост, где и могилы-то приготовляют не похоронщики, а трактор-канавокопатель.