Вечером лагерь бурлил, индейцы устроили пир. Вокруг большого костра, под мерный бой барабанов, танцевали женщины со скальпами в поднятых руках. Белая со стороны смотрела на этот отвратительный танец смерти и ликующих дикарей, не скрывая омерзения. От круга стоящих возле костра индейцев вдруг отделился Когтистая Лапа, и быстрым шагом направился к ней, на ходу доставая нож для скальпирования. Его намерения были так недвусмысленны и не прикрыты, что Белая, понимая, что должна бежать, от ужаса застыла на месте. Подойдя к ней, Когтистая Лапа схватил ее за волосы и, откинув ее голову назад, занес над нею нож. Белая не кричала, не звала на помощь, это было бесполезно, - бой барабанов и визгливое протяжное пение индейских женщин, заглушал все звуки, - только смотрела ему в лицо. Он замахнулся и одним движением отсек прядь волос, ровно столько сколько намотал себе на запястье. Потом подняв руку, сжимая в ней белокурую прядь, издал ликующий крик и присоединился к танцующим победно потрясая ею. Закусив губу, чтобы не разреветься от пережитого ужаса, Белая развернулась и ушла в типи. Ее хозяйка тоже танцевала со скальпами, а потому в палатке никого не было, только доносился мерный бой барабанов, выкрики и пение беснующихся индейцев. А Белая задумчиво рассматривала развешанные по стенам дубинки с каменными наконечниками, широкий нож в кожаных ножнах расшитый иглами дикобраза, томагавк со свисающими с рукоятки перьями и скальпы, причем светловолосых было намного больше чем черноволосых. В типи проскользнула возбужденная, опьяненная весельем индианка. Она бережно развесила новые кровавые трофеи с которыми только что танцевала, пополнив ими свою коллекцию, потом дала знак Белой, чтобы та разогрела на костре куски мяса, что она принесла с собой.
Хения ввалился в типи усталый и угрюмый. Индианка подала ему кожаную полость и он, по-видимому, ушел на реку, потому что вернулся, завернувшись в нее, с мокрыми волосами и без военной раскраски. Когда он сел возле костра, индианка с благоговением подала ему миску с прожаренным мясом с гордостью и любовью, глядя на него. Пока он ел, Белая из своего угла, в который забилась, штопая и ушивая приобретенную юбку, неприязненно и настороженно посматривала на него. Если индейцы казались ей какой-то карикатурой на весь род мужской, то об этом дикаре сказать такое она бы не посмела. Даже с длинными, распущенными до поясницы волосами, с бирюзовыми серьгами в ушах, с кучей браслетов на предплечьях и ожерелий на крепкой шее, этот индеец с каменным выражением лица, выглядел очень опасным. Но главное, если на других краснокожих вся эта безвкусная мишура смотрелась пошло и смешно, то на нем, все это потрясающее сочетание свирепости и любви к ярким украшениям, вообще не замечалось, точнее, выглядело, как должное. Он же вообще не замечал ее. Нет, он не делала вид, что ее, как будто, нет. Белая бы сразу почувствовала подобную фальшь, и перепугалась бы еще больше. Для него, она действительно не существовала, и Белая знала, что так оно и есть, и лучше пусть будет так, потому что ее пугала и настораживала его сдерживаемая дикая сила.
Индеец выбирал из миски куски мяса, стряхивал с них капли сочащегося жира и отправлял в рот. Поев, он вытер руки о шкуру на которой сидел и отправился спать. Растянувшись на циновке, прикрыл глаза сгибом локтя. Напряжение, все это время не оставлявшее Белую, ушло и она вздохнула свободно, поняв, что индеец заснул. Спал он бесшумно, без храпа, а Белая штопала юбку той несчастной, которую возможно, без всякой жалости, убил этот дикарь. Встав на следующее утро, она с облегчением увидела, что вождя в типи нет, как и его матери, а когда вышла наружу, то поняла, что лагерь снимается с места. Палатки вокруг разбирались, и ее хозяйка, уже складывала на волокуши мешки с немудреной утварью. Рядом стояла, ничем не нагруженная лошадь. Белая вместе с индианкой принялась разбирать типи, следуя ее указаниям, которые та отдавала жестами. Они развязали все веревки, привязывающие кожаный полог, что служил стенами типи, к колышкам у самой земли. Стащили его с опорных жердей и Белая порядком повозилась, чтобы сдернуть тяжелую полость с отверстием для дымового клапана с шеста. Сами жерди, длинные и увесистые, она с индианкой повалила на землю, развязав там, где они были связаны вместе ремнями, что являлось верхушкой типи потом, уложив рядышком и просунув кожаные ремни в нижнее отверстие каждой из жердин, привязали их к подпруге лошади, одну над другой, оставив концы свободно волочиться по земле. Тесемки, ремни и деревянные шпильки, скрепляющие полог, были собраны и аккуратно уложены в отдельный мешочек.