Главное Кольчино богатство, конечно, книги. В нашей школьной библиотеке и то, пожалуй, книг поменьше.
- Кучеряво живешь! - невольно вырвалось у Ванюшки, когда мы первый раз попали в эту комнату нынешней осенью. (У нас леспромхоз организовали новую стройку обеспечивать, а Кольчиного отца направили к нам главным инженером.)
- Все это, парни, теперь настолько же мое, насколько и ваше! серьезно проговорил Кольча и широким жестом обвел все свои сокровища. - Я такой человек: кому что надо, приходите и берите. Для друзей мне ничего не жаль.
В самом деле рубаха парень. Мы с Ванюшкой в этом сразу убедились. Не прошло и месяца со дня Кольчиного приезда к нам в деревню, а мы у него дома так освоились, что даже без хозяина можем делать все, что нам захочется. А главное тут даже и не Кольча - родители его хорошо нас приняли. Особенно Ванюшка им понравился, я это в первые же дни почувствовал. "С таким парнем хоть в ночь-полночь можешь куда захочешь отправляться!" - сказала однажды Кольче мать. Это я сам слышал. И мне, конечно, было очень приятно за моего друга.
В то утро, когда Кольча нашел самородочек, мы летели к нему как на крыльях, хотя ни я, ни тем более Ванюшка старались не выказывать свою радость.
- Запомните этот день, парни! - ткнул Кольча пальцем на висевший в простенке календарь, едва сбросив свою мохнатую дошку. - Он будет первым днем нашего выхода на тропу исканий. А то ведь что получается? Живем в диком таежном краю, вековечные тайны природы кругом, а мы приключения видим по "Орбите", в книжках про них читаем да еще разве что во сне когда приснятся...
- Пошло-поехало! - досадливо поморщился Ванюшка. - Динь-звень.
- Может, еще золото твое - самоварное? - в тон ему буркнул я.
Не люблю, когда Кольча начинает вот так тянуть резину.
- Самоварное?! - расхохотался он торжествующе в ответ и сунул мне лупу, а Ванюшке какой-то пузырек с прозрачной жидкостью.
- Что в нем? - спросил Ванюшка.
- Кислота!
- Какая?
- Серная, разумеется!
- Серная кислота, Мишаня.
Я открыл резиновую пробку, поискал глазами, оглядываясь по сторонам, от чего бы оторвать лоскуток тряпки. Кольча будто знал, что я не поверю ему на слово, усмехнулся и бросил мне старую рукавичку, которая у него была приготовлена загодя. Тоненькая палочка явно для этой же цели лежала на краешке стола. Я сунул ее в горлышко пузырька, осторожно капнул на большой палец рукавички. Он разлезся во все стороны прямо на наших глазах.
- Кислота! - признал Ванюшка.
А я уже снова сунул палочку в пузырек и капнул кислотой теперь на Кольчину находку. Потемнеет - значит, не золото. Мы с Ванюшкой так быстро нагнулись над столом, что чуть не стукнулись лбами. Молча пыхтим рядом. У меня даже слезы на глазах выступили от напряжения. Проходит минут пять, не меньше. Пятнышко под капелькой кислоты не появляется.
- Золото! - выдыхает Ванюшка.
- Золото! - признаю я.
Но тут меня встревожило другое.
- А может, золотинка твоя совсем не самородочек? - сказал я Кольче. Может, она культурная?
- Какая? - шагнул он ко мне с таким видом, будто хотел по шее залепить.
- Ну сами люди ее отлили! - сказал я.
- На бляшку с уздечки смахивает, - пригляделся к золотинке еще раз Ванюшка.
- Ничего себе заявочки! - обиженно хмыкнул Кольча. - Да вы только поглядите, какие у нее края! Видно же, что необработанная...
- А где ты ее нашел? - спросил Ванюшка.
- Ни за что не поверите! - ликовал Кольча.
- Ладно, не тяни резину! - нетерпеливо поморщился Ванюшка.
- В сарае!
- Да? Брось темнить!
- Разрази меня гром! - клятвенно прислонил ладонь к груди Кольча. Мне гаечки, болтики, шайбочки понадобились. Ну я и полез в сарай, где у геологов-нефтяников всякое барахло хранилось. Попался мне сломанный трак от гусеницы вездехода. Годится, думаю. Стал дома намерзшую грязь с него отковыривать и чирк ножом по самородочку... Вот, думаю, ге - олухи! Нефть искали, а по золоту топтались!..
- Дело не шутейное, ребята, - раздумчиво пробасил Ванюшка и, как всегда в таких случаях, поворошил свои густые белесые волосы.
В такие минуты он мне кажется похожим на седовласого мудрого старца. Конечно, если посмотришь на него со спины.
Вы спелый осот видели? Вот такого же цвета и волосы у нашего Ванюшки. Пушистые-пушистые! Кажется, дунь как следует ему на голову, и они разлетятся во все стороны. Мягкие-мягкие! Есть такая народная теория: если волосы у тебя жесткие, то и характер тоже должен быть жестким, ершистым. По этой теории Ванюшка должен быть просто ангелом. А на самом деле характер у него - будь-будь!
- Я считаю, что нам крупно повезло! - торжествовал Кольча. - Человек не может жить без свежих впечатлений, как без воды или без еды. Да, да, парни! Дефицит впечатлений приводит даже к болезням.
- Что-то я за собой этого не замечал! - притворно зевнул я.
Давно уж я понял, куда он клонит. Он клонит к тому, что между его самородочком и самородками погибшего охотника - прямая связь. Калтус Лихоманка - это же возле нашей деревни. Охотник тот в нашей Басманке жил. И рисунок тот с веселыми девушками видели мы, родственники охотника хранят его до сих пор.
Сказать по правде, я даже как-то не очень и обрадовался, когда Кольча доказал, что штуковинка его золотая. Завидно мне стало. Почему не я, не Ванюшка, а именно он нашел самородок?.. Он же у нас без году неделя, как говорится.
- Дело не шутейное, - еще раз повторил Ванюшка и резко поднялся со стула. - Первым делом надо узнать, в каком месте гусеница у вездехода порвалась. Жалко, что геологи уехали... Помочь нам может в деревне только один человек...
- Дедушка Петрован! - подсказал я.
- Точно, Миша, - мотнул головой Ванюшка. - Айда к нему.
2
Басманка наша - старая таежная деревня. Раскинулась она по-над речкой Чистюнькой на раздольной елани* - луговине. Чистюньке будто не хочется убегать отсюда - на краю елани у кедровника оглянулась и снова к деревне направилась. Сама подковой выгнулась и улицы наши тоже подковой выгнула на счастье.
_______________
* Е л а н ь - ровное, открытое, поросшее травами место в тайге.
Как и у многих таежных деревень, в Басманке только две улицы, хотя тайга к речке дома не прижимает, места хватает. Это сами люди к речке придвинулись. Раньше-то как было? Все на лодке. Сено вези на лодке, на охоту или на рыбалку - на лодке, по грибы, по ягоды или шишковать - тоже на лодке. А зимой по льду на санях. Вот и получается, что Чистюнька была для таежных жителей кормилица, и поилица, и дорога... Да и жить у речки всегда приятно. Глаз людской радует.
Красивые у нас места. Куда ни глянь - залюбуешься. По одну сторону деревни кедровый бор шумит, а по другую - тайга белая. Одни березы. Высокие, прямые, толстые. Стоят как мраморные колонны. Сучья высоко, ствол весь голый. Зайдешь летом в нашу белую тайгу, а она вся изнутри светится. Благодать!..
С севера деревню прикрыл своей могучей каменной грудью кряж Гляден, а на востоке поднялась поросшая елями зеленая Зорянка - гора. Взметнулась она в излучине Малинового озера и летом, кокетливо прихорашиваясь, глядится не наглядится в его синие воды.
Зубчатая макушка Глядена похожа на гребень драчливого петуха. Летом это не так бросается в глаза, пихтовый стланик скрадывает. А зимой, словно стыдясь этого сходства, Гляден то и дело натягивает на зубчатую макушку плотную пелену морозного тумана. Сегодня он тоже весь будто задернут белой пеленой. Мороз у нас завсегда туман за собой тащит. И чем крепче мороз, тем сильнее туман. Мы умеем без градусников температуру определять. По тому, как лежит туман, например. Да много есть всяких способов. Дунешь, и если воздух гулко так зашелестит, словно лист фанеры по снегу тянут, значит, за пятьдесят перевалило.