Так мы и прогуливались.
Странное безмолвие возникло между нами. Мы долго не заговаривали и даже не шли бок о бок. И все же он, казалось, чувствовал себя со мной вполне непринужденно. Один раз, когда откуда-то выкатились двое патрулирующих улицы стражников, он обнял меня одной рукой. Они едва удостоили нас взглядом: просто двое влюбленных, возвращающихся домой со званого ужина.
Через Анкурум протекала небольшая речка, заключенная в каменные берега, но очень мелкая. По ней плыли разные вещи, брошенные в нее горожанами: битые глиняные чаши, кожура плодов, маленькая кукла. Мы шли вдоль берега этой речки – опасное предприятие, означавшее необходимость перелезать через стены, красться по частным садам и пересекать пустоши, заросшие жгучими сорняками. Мы чувствовали себя детьми, когда приглушенно смеялись прошмыгивая мимо темных окон. Наконец река ушла под землю, и каменную пасть, сужающуюся среди группы деревьев, а из буйной травы обращали к нам бледные лица цветы.
– Скоро рассвет, – сказал Дарак. Он прижал меня спиной к стволу, чуть поднял вуаль шайрина и поцеловал.
– Дарак, – я прильнула к нему и закрыла глаза. – Дарак. Я боюсь. Боюсь самой себя.
Он отстранил меня от себя.
– Все мы боимся самих себя, – отвечал он. – Только не все их нас знают это.
Казалось ничуть не удивительным, что он понимает такие вещи, этот разбойник, горевший теперь только одним желанием – рискнуть своей головой на арене.
Когда мы покинули то место, в воздухе носился ни с чем не сравнимый запах рассвета.
Мы увидели тогда то, от чего очищали официальные и цивилизованные улицы Анкурума. Во всех садах, и на некоторых стенах квакали, завидев нас, большие лягушки, таращась самоцветами своих глаз. На мостовой обгрызала пробившуюся между плит траву колония улиток. Мимо нас бесшумно пробежали по главной улице две горные лисицы, отливая в темноте серебром, с застывшими хвостами и надменными мордочками. Одна из них вежливо ждала другую, пока та облегчилась у свободного прохода. А затем обе убежали на своих тиковых лапах за угол.
Я повернула голову, чтобы посмотреть на огромную белую звезду, изумленная ее блеском и размером в светлеющем небе. Мы находились на открытом месте; окружавшие нас здания были не очень высокими. Я остановилась.
– Смотри, – показала я.
Мы наблюдали за звездой, которая, хоть мы и стояли на месте, продолжала двигаться. Она медленно скользила над крышами Анкурума, словно горящая капля.
– А это что такое? – тихо проговорил Дарак.
Я подумала об Асутоо и его рассказе о богах, ездивших по небу на серебряных колесницах и спускавшихся иногда на землю. Меня внезапно охватил страх, что звезда упадет на эту улицу, ярко горя, извергая их себя прекрасных горящих великанов, от взгляда которых плоть, расплавляясь, слезает с костей.
Но звезда вдруг, словно почувствовав испытующие взгляды, набрала скорость и исчезла в облаке.
Мы молча стояли на улице. Все тело у меня покалывало. Внезапно я почувствовала, что мы не одни. Очень медленно повернувшись, я огляделась кругом.
– Дарак, – сказала я. – Пусть тот движущийся свет будет знамением. Я поеду с тобой на Сагари.
Но если знамение, то черное знамение. Я ощущала приближение рока. Я буду с ним, потому что меня принуждал страх. Темная сила в моей душе раскручивалась виток за витком. Она шептала тихо, как шорох шелка, что он погибнет на Сиркуниксе в Анкуруме, так как слишком часто играл со смертью.
Глава 4
Человек от Распара пришел рано, и ему пришлось дожидаться нас. Мы проснулись поздно, все еще сплетенные, на постели гостиницы. Наша одежда и все прочее лежало на полу. Рожденное лишь вчера белое шелковое платье валялось, скомканное и смятое, порванное на подоле и коленях после нашей прогулки с препятствиями, все в коричневых и зеленых пятнах от мха. Нефритовое ожерелье висело у меня на шее, а Дарак лежал на мне, отпечатывая его форму у меня на горле.
Когда мы были готовы, слуга Распара, изжелта-бледный суетливый молодой человек, проводил нас к конюшням. Дарак, Эллак, Маггур и я последовали на своих лошадях за его толстой рыжеватой кобылой по извилистым улицам Анкурума, за Кольцевые Ворота к более высоким предгорьям.
Стояло холодное голубое утро, воздух был очень чистым и холодным.
Горы казались тем ближе и отчетливей, чем дальше они высились – серые, с белыми полосами, снизу густо поросшие соснами. Мы миновали небольшой каменный храм с красными колоннами, построенный в честь богини лозы. Конеферма находилась всего в каком-то часе езды от города, но хозяйство там было богатое, производившее помимо лошадей, вино и сыры. Похоже, Распар любил ко всему приложить руку. Каменные Здания с красновато-коричневыми крышами, густо увитые легендарной лозой, стояли вокруг квадратного двора. За зданиями располагались виноградники и луга для дойных коров, один-два фруктовых сада, а уж за ними, вдали, пастбища для лошадей.