Крепкие руки подхватили меня за талию, вовремя предотвращая мое эпичное падение.
— Простите пожалуйста, я просто, — запинаясь, начала я. — Не знаю, как так получилось…простите, я правда не хотела, — добавила, поднимая глаза на своего спасителя, столбенея на месте.
Нет. Нет. Нееет! Это не может быть он…
На меня в упор смотрели черные, как сама ночь глаза Кристофера Вуда, метающие разъяренные молнии. Уверена, причина такой ярости не крылась во мне, по всей видимости его кто-то вывел до меня, но сейчас именно его руки с такой силой сжимали мою талию так, словно еще чуть-чуть и от давления я сломаюсь. Больно. Очень. Ему понадобилось немного времени, чтобы проанализировать ситуацию и переместить свое давление на мою руку, теперь зажатую в капкан пальцев.
— Какого хера ты тут делаешь? — Он не спрашивал, он рычал мне в лицо, как разъяренный зверь, заставляя меня моментально трезветь. — Что за блядские шмотки на тебе надеты?
Я оторопела, не ожидала, что он вот так сразу начнет бросаться такими словами. Где же ваши манеры, мистер Вуд? Или вы всегда общаетесь мат перемат? Дернув на себя свою кисть, я попыталась освободиться, но это не дало никаких результатов, кроме того, что его пальцы сжались сильнее и я ойкнула от боли, скривившись.
— Пусти, — прошипела я, мечтая разжать его хватку, но меня перехватили за подбородок, подавляя габаритами своего раскаченного тела, массивной скалой нависая сверху.
О Боги, я ведь не думала, что ты такой огромный! Да пусти ты меня, еще челюсть сломаешь. Его раздраженный взгляд блуждал по моему лицо, пока я пыталась хоть каким-нибудь образом улучшить свое положение, но лишь делала себе хуже, ощущая боль от его касаний сильнее, острее, едва ли уже не хныча.
— Я ненавижу повторять, — отчеканил он, словно сплевывая. — Что ты здесь делаешь, Хейз?
— У меня день рождения, ты забыл? — едва бубню я, насколько позволяют мне его пальцы, продолжающие стискивать мою челюсть.
— Тебе восемнадцать. Кто тебя сюда пустил?
Его голос режет мои барабанные перепонки силой своего гнева. Я слышу, как в нем ядом сочится раздражение и чувствую, словно он уже на краю. Его рука держит меня настолько крепко, что наверняка на коже останутся малопривлекательные синяки в форме его пальцев. И от чувства кромешной беспомощности мне хочется плакать.
— Пожалуйста, пусти, — мой голос звучит так, словно я вот-вот и захнычу.
— Я все еще жду ответ, — цедит он.
— Поддельные документы, — сдавленно пищу, двумя руками цепляясь за его кисть, пытаясь разжать его хватку.
— Отдай.
С его губ слетает приказ, и открытая ладонь появляется в поле моего зрения. Он отпускает мою талию, но все еще крепко держит лицо.
— Они у подруги, — не выдерживая, всхлипываю, разбито отзываясь.
— Где подруга?
Кивком головы указываю на наш столик, где обе мои подруги беззастенчиво целуются с недавно познакомившимися парнями. Кажется, это зрелище выводит Кристофера из себя еще больше, чем мое пребывание в этом месте и то, что на мне надето.
— Домой поедешь. Сейчас, — добавляя в свой голос металла цедит, одним только взглядом убивая во мне все остатки воли.
Мое сердце испуганно колотится в грудной клетке, слезы катятся по щекам, делая мир вокруг смазанным и нечетким. Он отпускает меня и я инстинктивно касаюсь пальцами подбородка, челюсти, убеждаясь, что он меня не покалечил.
— Сырость не разводи, — совершенно равнодушно бросает, и отходит к барной стойке. — Вон тот столик, — подбородком указывая в сторону моих подруг, говорит Вуд бармену, утвердительно кивнувшему ему. — Запиши счет на имя Кристофера Вуда.
Он вновь собирается вернуться ко мне, и хоть нас разделяет всего несколько шагов, я ловко разворачиваюсь, совершенно игнорируя подступающую к горлу тошноту и то, с какой силой кружится моя голова, уверенно начиная шагать к выходу. Слезы все еще омывают мое лицо, но мне на это откровенно наплевать. Я никак не могу угомонить нещадно бьющееся сердце и пугаюсь истеричных судорог, что пронизывают мое тело. Рукой придерживаясь стены, я подавила первый позыв, чувствуя, как свело желудок. Свежий воздух ударил в пылающее лицо и я едва ли не полетела по ступенькам вниз, с трудом затормозив возле первого же попавшегося куста, и меня тут же, самым омерзительным образом вырвало наизнанку.
Тошнота прошла, но перед глазами все окончательно поплыло. Голова уже не просто болела, она раскалывалась на хренов триллион кусочков. Меня снова вырвало. Живот словно прилип к позвоночнику, а весь подбородок оказался в том, с чем не успел справиться мой желудок. Отвратительно, особенно, когда все это смешивается с непрекращающимися слезами.