Беллини, хорошо знавший ее, едва услышав новость («представляешь, какой это будет кошмар!» — в испуге пожаловался он Флоримо), не замедлил написать Рубини, объяснив ему, что если не будет такого же сопрано — по тесситуре и силе — как у Лаланд, для которой предназначалась партия Имоджене, опера совсем не понравится публике, и так же просил не забывать, как мало ценили его самого до тех пор, пока он не спел Гуальтьеро, какую славу принесло ему исполнение этой роли, он должен ревностно — точно к «единственной радости, какая у него только есть на свете» — относиться к этой опере, потому что она дала ему возможность прекрасно показать себя как певца и актера. Однако Беллини не слишком уповал на то, что его советы пойдут на пользу, поскольку опасался дурного влияния, какое оказывала на Рубини «эта ведьма и ослица, честолюбивая его жена». И события в чем-то подтвердили его правоту.
Премьера «Пирата» в венском театре состоялась 25 февраля 1828 года. Партию Имоджене пела Комелли. После третьего спектакля Рубини сообщил Беллини, что опера произвела «определенный фурор» и что его жена, исполняя свою партию, сотворила настоящее чудо.
В Милане, однако, поначалу прошел слух, будто «Пират» провалился в Вене из-за Комелли. Известие это было, впрочем, сразу же опровергнуто самой же газетой «И театри», которая и напечатала его. Некий полковник Вайн, австриец, большой поклонник Беллини, энергично опротестовал сообщение — он сам присутствовал на спектакле в Вене и был очевидцем горячего приема, оказанного опере. Позднее стало известно, что слух о провале «Пирата» исходил от отца Пачини, певца, подвизавшегося в Каринтийском театре.
Но что бы ни происходило в это тревожное для Беллини время, он ко всему относился как к событиям второстепенным, которые сами себя изживут. Наиболее важным делом была для него сейчас «Бьянка», которую он еще не успел обновить полностью из-за того, что отчаянно недоставало Романи. И музыкант, рассчитывавший 12 марта быть в Генуе, 13-го числа еще находился в Милане и надеялся, что вечером приедет наконец дилижансом из Венеции поэт.
XI
«БЬЯНКА И ФЕРНАНДО» В ТЕАТРЕ КАРЛО ФЕЛИЧЕ
Генуя показалась Беллини городом, «по которому трудно ходить, слишком он запутанный из-за множества улиц: чтобы повидаться с кем-то, нужно потратить чуть ли не полдня…». А ему на первых порах следовало повстречаться со многими, во всяком случае с теми, к кому у него были рекомендательные письма, которыми его снабдили миланские друзья. Писем, видимо, было немало, если он так уставал от блужданий по Генуе. Но путешествия эти были необходимы, чтобы войти в высшее генуэзское общество, в поддержке которого он, новичок в столице Лигурии, очень нуждался.
Нам известно, что один из первых визитов он нанес маркизе Дориа, дочери своей миланской покровительницы герцогини Литта. Маркиз Висконти рекомендовал его маркизе Ломеллини, в дом которой он был приглашен на обед, где познакомился с маркизой Паллавичино, а также с губернатором и многими другими представителями знати.
Однако, устанавливая связи с высшим генуэзским обществом, он обнаружил, что рекомендательные письма оказались излишними, поскольку весть об успехе «Пирата» дошла и сюда. «Ах, этот Пират», — восклицает он, — он принес мне прочную репутацию!» Теперь следовало еще больше закрепить ее в Генуе.
Светские приемы тем не менее не отрывали Беллини от дела. Он выехал из Милана вместе с Романы, и в Генуе, очень возможно, они остановились в одной гостинице. Поэт сразу же принялся за работу — обдумывал стихи для каватины, которой начинается партия Бьянки, и сочинял большую сцену для финала оперы.
Этим двум номерам Беллини придавал особо важное значение. Он обещал Крешентини, педагогу Този, что постарается как можно лучше подать его любимую ученицу, написав для нее такую же впечатляющую и но яркости и по размерам партию, какая была у тенора Давида, и певица сможет с блеском показать все достоинства своего голоса. Композитор надеялся, что Романи успеет закончить стихи для этих двух сцен до приезда Този из Неаполя.
Но когда она явилась, поэт еще только начал сочинять стихи.