Беллини покинул Милан — единственный раз, и это подтверждено документально — вероятно, вместе с Кантý в начале октября. Но отправились они не в Дезио и не в Мольтразио, а в Бураго, в маленькое местечко между Вимеркате и Монца, то есть в совершенно противоположную сторону от той, какую указывают биографы. О пребывании в Бураго сообщает сам Беллини в одном из писем к Флоримо, жалуясь, что ему надоело сидеть там, потому что, между прочим, с того дня, как он приехал, начались дожди, и у него такое ощущение, будто он оказался «в воде, словно вяленая треска…».
Беллини дает понять, что уехал туда на несколько дней, воспользовавшись слишком медленным выздоровлением Романи. Однако мама Поллини присылала Винченцо обнадеживающие новости, и он даже стал надеяться, что скоро примется за работу.
Новые стихи для «Чужестранки» музыкант получил, видимо, 10 октября, и с тех пор смог уже без всяких перерывов вплотную заниматься сочинением оперы. Но нет никакого другого документа, который позволил бы уточнить, уезжал ли он из Милана еще раз. Так что трудно сказать, какие имеются основания для утверждения, будто «Чужестранка» была сочинена в Дезио или Мольтразио. Видимо, нужны еще какие-то факты, которые подтвердили бы то, что написано на мраморных досках в этих местечках. Беллини приезжал в Мольтразио позднее, летом 1830 года, но отдыхал не на вилле Галлона, где укреплена доска, а на вилле Пассалакуа, которую снимали Кантý или Турина. А на вилле Галлона жила только синьора Турина, уже после того, как, расставшись с мужем, приехала в эти места, связанные с дорогими для нее воспоминаниями.
Пришло время опустить занавес после второго действия драмы Маддалены Фумароли. Флоримо, наблюдая из Неаполя за жизнью Беллини, имел возможность заметить, как развивалась она и как со временем рвались в душе его друга многие связи с прошлым.
«Его переписка с Маддаленой претерпела обычные стадии, — сообщает Флоримо. — Поначалу письма были восторженные, потом более рассудительные, далее убеждающие в необходимости смириться с судьбой и под конец почти холодные… Очевидно, что успех «Пирата»… оказался первым толчком, низвергнувшим с пьедестала эту любовь, которая прежде готова была бросить вызов времени и судьбе».
«Беллини успокоился. Из его писем видно, что он больше рассуждал, чем любил, и любовь сменилась в его сердце куда более пылкой страстью к славе…»
Флоримо не мог выразиться точнее: не обвиняя и не оправдывая друга, он беспристрастно выставляет его на суд истории. Я бы даже сказал, он делает это почти непроизвольно, если бы не было известно, что холодный и рациональный калабриец был первым, кто противодействовал этому чистому юношескому чувству. Именно поэтому его поведение выглядит абсолютно логичным.
Логичным представляется и поведение супругов Фумароли, которые уступили не столько постоянству чувства своей дочери, сколько «славе, сотней труб восхвалявшей Беллини». Его успех свидетельствовал о том, что юноша приобрел некоторое положение. По этой причине на возобновленное предложение Марсильи (четвертое и самое горестное) Фумароли снизошли к нему и дали согласие на брак Маддалены и Беллини, который теперь вовсе и не просил руки девушки.
Кто побудил Марсильи сделать подобный шаг, неизвестно, даже Флоримо не догадывается об этом. Он предполагает, что художник мог сделать это по просьбе «бедной Маддалены». Факт тот, что единственным человеком, который ничего не знал о предложении руки, сделанном от его имени, был сам Беллини. Вдруг он получил согласие, которого уже давно не ждал и которое «не могло прийти в более неподходящий момент», как пишет Флоримо, знавший, в каком затруднительном положении находился его друг в то время. Это случилось в самый разгар ссоры Беллини с Барбайей из-за постановки «Пирата» в Сан-Карло и в наиболее волнующий момент, когда вспыхнула безумная страсть Беллини к Джудитте Турина.
Почти несомненно, что о согласии родителей девушки на брак дочери с музыкантом ему сообщила сама Маддалена, верившая в скорое и счастливое осуществление своей чистейшей мечты о любви. Но ей пришлось трижды обратиться к Беллини, прежде чем она получила ответ, которого, конечно, не ожидала. Ответ отрицательный.