Выбрать главу

— Не ага. Слушай, китайский император, кто мне тут за волокиту выговаривал?

— Да я шутил. Нет, правда, не надо торопиться. Успеете еще с Пруткиным пообщаться. Удовольствие еще то. Он и на свободе-то особо за собой не следил, а сейчас, наверное, вообще плесенью покрылся.

— Их же моют там раз в неделю?

— Ну и что? А в камере вши и гниды. Я вас предупредил. Ну все, пошел я, буду послезавтра.

— Леня!.. — крикнула я вслед, но дверь за ним уже закрылась.

Я от злости изо всей силы хлопнула ладонью по столу и ойкнула от боли — отшибла ладонь. На такие необычные звуки тут же прибежал Лешка.

— Ты чего, мать? С Кораблевым подралась?

— Не успела. Слушай, он все такой же непрошибаемый. Хоть кол на голове теши! Ну ладно, хватит говорить о противном, давай поговорим о приятном: ты обвиниловку написал? Шеф уже мне поручил провести с тобой воспитательную работу…

— Почти. Остался список свидетелей и справка. У меня уже ум за разум зашел от этих взяток. Представляешь, до чего докатился? Писал я, писал, выдохся и пошел проветриться, сигарет купить: у нас в ларьке, внизу возле прокуратуры, «Честерфилд» по девять рублей продается, таких цен в городе уже нет, это точно.

У меня две десятки в кармане с утра заготовлены, только достать. Я, весь в своих мыслях об этих чертовых взятках, бреду, понимаешь, нога за ногу к ларьку, подхожу, сую руку в карман, достаю, как я себе думаю, двадцатник, а на самом деле ксиву свою прокурорскую, сую в ларек в окошечко, и говорю: «Два „Нестерфилда“!» Девочка в ларьке мне без звука дает две пачки сигарет, а я же помню, что мне еще два рубля сдачи причитается, и говорю: «А сдача?» Она мне дрожащим голосом: «А сколько?» А я ей строго так: «Ты что, мочалка, считать не умеешь?» И тут только осознаю, что вместо денег ксиву сунул. Ужас, стыдно как!

Теперь я туда и носа показать не могу, будешь мне за сигаретами бегать, ладно?

— Лешенька, может, тебе лучше сразу шефа послать, чтобы не мелочиться? Нет уж, вон пусть Кораблев за сигаретами бегает, все равно от него толку как от козла молока. Пусть бы практиканта дали какого, разницы-то нет, кто на побегушках будет, — вздохнула я. — Хотя, пожалуй, я погорячилась: Кораблев совсем не дурак, и не бесполезный, только ленивый как не знаю кто.

— Не такой уж он ленивый, просто своими делами занимается, насколько я слышал. Подкручивается. Слушай, а чего ты следователя в бригаду не попросишь, хотя бы милицейского?

— А зачем мне это надо? Потом за ним все переделывать? Нет уж, со следственными действиями я сама справлюсь, мне нужен только гонец, «подай-принеси», изаодно чтобырешал вопросы оперативного сопровождения, — установочку там сделать, точку включить, «ноги» поставить.

— Ну и зря. Я бы на твоем месте поклянчил бригаду и руководил бы себе: всех озадачишь, а к вечеру только донесения собираешь…

— Ага, а сам заперся в кабинете и по другим делам работаешь, работаешь…

Кстати, на моем месте должен быть ты. Если бы ты взятки вовремя сдал, матерьяльчик на нашего коллегу Денщикова приземлился бы на твой стол.

Я помахала перед его носом сколотыми скрепкой бумажками.

— На Игоря Денщикова, что ли?!

— На Игоря Алексеевича собственной персоной.

— И где же это он в очередной раз прокололся?

Мы с Лешкой понимающе переглянулись, поскольку Игорь Денщиков был в городской прокуратуре фигурой одиозной. К тому же весь его неоднозначный трудовой путь проходил на наших глазах, да и начался в нашей прокуратуре.

У нас этот одаренный юноша был на преддипломной практике, и Горчаков, тогда уже старший следователь, поручил ему составить опись документов по делу об убийстве перед отправкой в суд. К вечеру Лешку вызвали на происшествие, и он оставил практиканта в своем кабинете заканчивать опись.

Утром Горчаков пришел на работу и ни дела, ни практиканта не обнаружил.

Решив, что старательный мальчик взял работу на дом, Леша приготовился отругать практиканта за то, что тот унес дело без спросу, и простить по выполнении задания, но практикант ни сам, ни в обнимку с делом так и не объявился.

Окольными путями установили его домашний телефон, который не отвечал.

Лешка провел не самую спокойную ночь в своей жизни, а утром уже собрался ехать к практиканту домой, как вдруг ему позвонили из очень шикарной бани и спросили, не он ли следователь Горчаков, и не терял ли он уголовное дело. И даже любезно предложили привезти в прокуратуру это самое дело, забытое в шкафчике раздевалки в сауне. И привезли. И довольно насмешливо на Лешку смотрели.

. Лешка не стал ничего объяснять, принял весь позор на себя, сердечно поблагодарил любезного банщика и бережно спрятал дело в сейф на самую дальнюю полочку.

А к обеду появился весьма помятый Игорек Денщиков и, дыша перегаром в сторону, извинился, что опоздал. Лешка терпеливо ждал продолжения: признания в содеянном и публичного покаяния с разрыванием на груди рубахи, — но ничего такого не последовало. Практикант присел в уголочке и принялся выписывать повестки по другому делу, стараясь привлекать к себе как можно меньше внимания.

Горчаков решил тоже проявить характер и не стал спрашивать практиканта про дело.

Он молчал, и практикант молчал, как набрав в рот воды.

Мы все с интересом следили за развитием событий и гадали, кто не выдержит первым. Практикант оказался выносливее, не выдержал старший следователь Горчаков и ядовито спросил, где дело, которое было дадено практиканту для составления описи.

Игорек Денщиков поднял невинные глаза и удивленно ответил:

— Как где, Алексей Евгеньевич? Я же вам его отдал, вы его в сейф положили!

Оно у вас в сейфе так и лежит.

Лешка тут же потерял лицо, крыть было нечем, с глупейшим видом он подошел к сейфу, а наглый практикант провожал его глазами и даже позволил себе заметить: «Ну вот видите, вы просто забыли».

На этом практика Денщикова на следствии закончилась, он был быстренько сослан на общий надзор, а когда они с Горчаковым сталкивались в прокуратуре или тот, не дай Бог, заходил в кабинет к Горчакову, бедный Лешка бдительно следил за каждым его шагом и ни на секунду не выпускал его из поля зрения.

Тем не менее этот случай сошел Денщикову с рук, наказать практиканта да и вообще как-то обнародовать происшедшее, не подставляя себя, Лешке было невозможно.

Игорек Денщиков благополучно закончил высшее учебное заведение, поработал года полтора следователем в одной из районных прокуратур и каким-то непостижимым образом попал в аппарат городской прокуратуры, в методико-криминалистический отдел.

Как-то раз он приехал ко мне с интересным сообщением: девушка его знакомого в разговоре с ним случайно обмолвилась, что была свидетелем убийства в баре; он выяснил в убойном отделе главка, что это убийство так и не раскрыто, дело находится у меня в производстве, и он просит дать ему это дело на пару дней — он разберется в ситуации, проверит, что именно девица знает о происшествии, может ли кого-то опознать, попытается ее разговорить, и, чем черт не шутит, может, мы с ним на пару раскроем это дело.

Как любит выражаться один мой пожилой родственник: «Когда прокурор говорит „Садитесь», как-то неудобно стоять». Когда прокурор-криминалист просит позволить ему ознакомиться с делом, как-то неудобно ему отказывать… По всему получалось, что постреляли в баре вертолетовские ребята, и мне хотелось найти этому подтверждение.

Через пару дней он привез мне дело назад. Я тщательно проверила каждый листик: из дела ничего не пропало. Игорек Денщиков с сожалением сказал, что номер оказался пустым, девица ничего толком не видела, каши с ней не сваришь.

Ну не сваришь, так не сваришь. Я сунула дело обратно в сейф и забыла про него. А через некоторое время совершенно случайно, когда меня угощали кофейком в РУОПе, разговор свернул на Вертолета и его команду, и один из оперов сказал, что у Вертолета агенты есть везде; вот, например, в городской прокуратуре его человек некий Денщиков.