— Ладно, потом придумаешь! Дальше давай!
— Они мне рассказали, как им тяжело живется. Они гибнут, их пожирают глубоководные хищники. А у них нет никакого оружия, чтобы защищаться. Они знали, что на земле тоже есть разумные существа, потому что видели затонувшие корабли. Но сами они не могли подняться на поверхность, потому что привыкли жить только на большой глубине, а на поверхности воды они погибали. Только два или три раза они все-таки посылали своих разведчиков. В скафандрах. Там, под водой эти скафандры выращивают из водорослей. Один скафандр за несколько лет. Но ни один разведчик не вернулся. Люди ведь не знали, что это разумные существа. Они видят: огромное чудовище плывет на них — и сразу стреляют.
— Эх! — огорченно махнул рукой Саша Левченко.
— Они бы знак какой-нибудь подали, чтобы люди догадались! — посоветовала Портнова.
— Да они, может, и подавали, а люди не поняли! — объяснил Тимофеев.
— Ладно, тихо! И чего дальше было, Снежков?
— А для них достаточно одной пули. В дырку попадает воздух — и все. Воздух для них — гибель. А те, которые оставались на дне, — они все ждали своих разведчиков. И когда я появился у них, они решили, что я пришел их спасать. Их осталось совсем мало: двадцать взрослых и восемь детенышей. Они спасались в своих куполах, но ведь им нужно было добывать пищу, а тут-то их и подстерегали хищники.
— Ты им помог? — с волнением спросила Федорова.
— А как я им помогу? У меня с собой нет ничего, кроме подводного ружья. Они ружье и не ухватят своими ластами.
— И как же? Что же им теперь, погибать? — спросила Портнова.
— Нет, как-то им нужно помочь, но вот как? Аппараты, например, такие есть — направленные лучи огромной силы.
— Точно! Вооружить их всех этими аппаратами!
— Дурак! Они же не ухватят твой аппарат!
— А можно так! — сказал Витя. — Можно им всем пошить скафандры, крепкие, чтобы хищники их прокусить не могли. Они бы в них охотились, а дома снимали.
— Точно! — сказал Саша Левченко. — И на поверхность можно подниматься. Контакт с людьми установили бы.
— Ну-у, Витя, — протянула Марья Ивановна. — Ты нас всех просто поразил своим рассказом. Правда, ребята?
— Ага, — ответил Маслов. — Это я понимаю — мечта!
— Ты всегда так интересно рассказываешь? — спросила учительница.
— Нет... — признался Витя.
— Он, наоборот, всегда молчит, — сказал Лебедев.
— Ты, наверно, много читаешь, Витя?
— Да, много.
— Это сразу видно. У тебя очень развитая речь. Ну что, ребята? По-моему, Витя Снежков заслужил у нас сегодня пятерку с плюсом!
Марья Ивановна взяла авторучку, склонилась над журналом и поставила напротив Витиной фамилии пятерку с плюсом!
Тут зазвенел звонок. И сейчас же ребята окружили Витину парту. Первым подскочил Саша Левченко. Он сел рядом.
— Признавайся, ты про это читал или все сам придумал?
— И читал... И сам... А что?
— Ничего... — Саша с уважением посмотрел на Витю. — Слушай! А сколько человек может уместиться в твоем батискафе?
— Двое.
— Тогда возьми меня с собой!
— Пойдите в коридор! — сказала Марья Ивановна. — Там обсудите все проблемы. А здесь надо проветрить.
Витя взглянул на учительницу. Она сидела у стола и перелистывала журнал. Она была маленькая, кругленькая, с небольшим светлым пучком волос на затылке. Очки в толстой оправе то и дело сползали с ее короткого носика, и она поправляла их пальцем. У нее были пухлые губы и толстые румяные щеки.
Это была красавица, настоящая Марья-Царевна. Нет, лучше Марьи-Царевны, потому что вряд ли у сказочной красавицы могло быть такое доброе, такое доброе лицо!
Как может одна-единственная пятерка изменить человеческую жизнь! Конечно, не для тех, кто учится хорошо. Для них одна лишняя пятерка ничего не меняет. А для Вити его сегодняшняя пятерка была первой за все время учения в новой школе. Он так мечтал о ней!
Вначале он еще надеялся, что получит. А потом перестал надеяться. А ведь как тоскливо человеку, если он не надеется получить хорошую отметку! Как тоскливо готовить уроки и знать, что все равно все зря.
Иногда ему казалось, что он написал диктант без единой ошибки и уж теперь-то получит пятерку. Но Галина Григорьевна проверяла диктант и жирным, красным фломастером исправляла ошибки — одну, другую, третью... И ставила еще одну двойку. И писала что-нибудь такое обидное: «Стыдно!» или «Нельзя так работать!».
А ему не было стыдно. Он и сам не понимал, откуда они берутся — эти ошибки. Как будто сами вползали тайком в его тетрадь. Ему становилось обидно и как-то безнадежно. А стихотворение, так хорошо выученное накануне, вдруг забывалось в самый нужный момент.
Может быть, это происходило оттого, что Галина Григорьевна смотрела на него без всякого интереса, без всякой надежды.
А он, оказывается, может! Вот она, пятерка, — лежит в его ранце, в дневнике, и ему кажется, что она звенит, как колокольчик, и что написана она не обыкновенными чернилами, а светящейся краской, и когда он откроет сегодня дневник, пятерка засияет.
Саша Левченко проводил его до угла, потом Витя проводил Сашу до его дома. Они говорили, говорили — и не могли наговориться. Наконец Саша сказал:
— Как сделаешь уроки, приходи ко мне. Пятый этаж, квартира десять. Я тебе модель планера покажу. Придешь?
— Ладно! — ответил Витя.
Витя шел по улице и улыбался — солнцу, арбузам в лотках, сверкающим лужам, своему отражению в витринах, прохожим. И прохожие тоже улыбались ему и, наверно, думали: «Вот идет счастливый человек». И они были правы.
Он шел к дяде Косте. Ему первому он должен рассказать о своем счастье. Потому что именно с дяди Кости началось все хорошее в Витиной жизни.
Он бы поехал на троллейбусе, но у него не было четырех копеек на билет. Ничего! Он хорошо помнил дорогу, а день стоял отличный, ясный и теплый. И ранец не оттягивал плечи. А мешочек со сменной обувью Витя на радостях забыл в гардеробе.
Вот он — новый дом в глубине двора. Витя поднялся по ступенькам и позвонил.
Никто не открывал.
Мальчик в нерешительности топтался на лестничной площадке. Вот обидно! Дяди Кости нет дома. Витя повернулся было, чтобы идти назад, но тут за дверью послышались шаги. Дверь открылась.
— А, Витя! — сказал дядя Костя. — Вот молодец, что пришел.
Лицо у дяди Кости было бледное, словно похудевшее. Рукой он ухватился за косяк двери.
— Что с вами, дядя Костя?
— Да вот, сердце схватило. Проходи, я пойду лягу. Да ты не бойся, дело обычное: поболит и пройдет.
Придерживаясь за стену, дядя Костя дошел до своей тахты и прилег. Витя сел рядом.
— С чем пришел, Витя? С радостью или с горем? Вижу, вижу, что с радостью! Ну, выкладывай, порадуемся вместе.
— Даже с тремя, дядя Костя! — выпалил Витя. — С тремя радостями! Первая: я получил пятерку! Вторая: у нас новая учительница! Добрая-предобрая! Мари-Ванна! Третья: я шел из школы с Сашей Левченко! И сегодня вечером я пойду к нему смотреть модель планера! Дядя Костя! Как вы это сделали?
Старик засмеялся:
— Чудак. Я тут ни при чем. Это все ты. Ты поверил в свои силы, и дело пошло на лад. А вот у меня, брат, так уже не получается. Я вот тоже многое хотел бы. Да сил маловато.
— Дядя Костя! Ну, а вот если я захочу такого, что не может произойти? Чего-нибудь невыполнимого? Например, мне бы очень хотелось, чтобы вы превратились в моего дедушку.
— Спасибо, мальчуган, — растроганно проговорил дядя Костя. — Никудышный из меня дедушка. Мне и угостить тебя нечем. Ничего не сготовил нынче. В аптеку сходить за лекарством — и то не могу.
— А давайте я схожу? — предложил Витя.
— Нет, что ты! Через улицу надо переходить, и далеко. Да мне как будто полегче стало. Это потому, что ты ко мне пришел.
Но что-то не похоже было, что ему стало легче. Он вдруг откинулся на подушку, лицо совсем побелело.