— Все, мама, спасибо. Очень вкусно. Пойду отдохну. Устал сегодня.
Мужчина идет в свою комнату, снимает свитер и ложится на кровать. Глаза слипаются. Он закрывает их, готовый вот-вот провалиться в сон. Слышит, как шаркает мать, бережно накрывает его одеялом, гладит по щеке.
— За тапки-то сколько отдал? — шепчет она.
— Сто, мама.
— Однако…
***
— Твою мать, опять винда барахлит! Надо поставить девяносто восьмую, говорят лучше, только глюки бывают. А может, уже комп навернулся? Денег нет, а так бы новый купил, — небритый мужик в кожаном жилете тянется к пачке «LM», видит, что она пустая, и остервенело бросает ее на пол.
— Мамаша! — хрипло орет на всю квартиру. — Денег дай! Дай мне сто! Сигареты закончились! И похмелиться надо! Не могу писать, лажа получается, не в тему все… — уже тихо, с одышкой заканчивает он.
Отодвигается от стола и видит белые тапочки, аккуратно стоящие рядом. Удивленно смотрит на них, пытается что-то вспомнить. Потом фыркает, просовывает в них ноги и встает, слегка покачиваясь.
Пока он идет к своей кровати, за стеной слышится скрип матраса, грузное падение на пол, шевеление, отголоски матерной брани. Кто-то встает и тяжело топает к его комнате, стуча локтями по стенам.
Открывается дверь, в комнату вплывает дебелая женщина с отечным лицом. В руке початая бутылка водки.
— Сыночек! — так же громко орет она, с жабьей ноткой в голосе. — Родной мой! Утомился, перетрудился, похмелиться надо! Вот она, бутылочка наша, специально сберегла, когда закончишь писать!
Мужик уже лежит на кровати, чешет небритую щеку.
— Удивительно. Ты все больше в одно рыло гонишь, мамаша, — говорит он и морщится. — Потише. Башка трещит.
— Ой, а шой-то на тебе белые тапки? — тычет она на тапки и ржет, как лошадь. — Тебе еще белый смокинг. И можно в белый пенал!
— Мамаша! — Мужик морщится и затыкает уши. — Поубавь, я тебя умоляю. Тапки стояли возле компа. Откуда они, кстати?
— Так Олька вчера принесла. Еще до того, как мы нажрались. Сказала, что это тебе символический подарок. На тот свет. Она уже сама была почти готовая. Несла про какие-то белые тополя, про лодку, лодочника Хайрона, про монету в зубах и все такое.
— Во-первых, про Харона, а во-вторых, про монету под языком. А тапки здесь при чем?
— Без понятия, сыночек. Я не при делах. У нее потом спросишь.
— А куда она делась? Почему не осталась? Или с утра ушла, пока я спал?
Женщина вздыхает, сплевывает на пол, себе под ноги. Ее жирный подбородок подрагивает в такт словам.
— Так обидел ты ее. Вот она и ушла. Высказывала тебе, чтоб ты остановился, не пил больше, и чтобы взялся за работу. По серьезному. А то из-за тебя и она стала бухать.
— А я?
— А ты обозвал ее как-то, длинное слово, я не разобрала. Она заплакала и ушла. Сказала, что пойдет выжимать.
— Что выжимать?
— Не знаю, сыночек. Наверное то, чем ты ее обозвал.
— О боже! — мужик закрывает глаза, накрывает их ладонями и какое-то время лежит, тщетно пытаясь отрезветь. Трет лицо, подергивается, резко садится на кровати.
— Все, мамаша! Прошлых ошибок не исправишь. Да и нет желания. Похмеляемся и вперед! Рабочий день не закончился. Можно сказать, он только начинается.
— Да. А потом он перейдет в рабочую ночь, — ржет мамаша. — Тапки-то сними. Стремно это. А то лучше мне отдай. Они мне нужнее. — Без перехода она вдруг начинает рыдать во все горло. — Вот крякну я, и кто тогда будет тебя пои-и-ть, похмеля-я-ть… у-у-у…
Мужик вскакивает с кровати, обнимает женщину, гладит по голове. Слезы, сопли и слюни текут по его плечу, падают на пол.
— Маманя, ну что ты, перестань. Ты еще поживешь, поверь мне. А тапки я поставлю в сервант, где чашки. Как Олька сказала, это символ. Только для нас наоборот, понимаешь? Чтобы мы смотрели на них и не спешили в пенал.
И вдохновленный своими словами, просветленный, окрыленный хмельной мыслью, мужик берет у женщины бутылку. Рука выбивает тремоло, когда он разливает водку по стаканам.
Поднимает взгляд, смотрит на зареванную мамашу. Под слезами у той расцветает блаженная улыбка.
— Ну, за нас и всех остальных! Аминь!
***
Сто.
Всего должно быть сто позиций.
Сто позиций для магазина женской обуви. С ума сойти.
Мне осталось еще много, я не считаю. Но крыша уже едет.
Вентилятор у ноутбука шумит, как ракета. Надо будет разобрать и почистить.
Ленка написала в вайбере анекдот. Когда уместно употреблять слово б… . «Две коровы на скотобойне. Одна обращается к другой: — Скажите, а вы тут в первый раз? — Нет, б… , во второй!». Можно поржать, отвлечься. Немного отдохнуть, попить минералки. Или сделать кофе. Но лучше закончить. Тогда и кофе, и печенье, и Ленка.