Девушка ойкнула, а Таррэ засмеялся:
– Я пошутил, Сиаль. Там кладовые, но они давно пусты. Здесь уже несколько веков никто не живет, кроме невоплощенных духов.
Ее глаза в ужасе округлились, и вейриэн снова расхохотался. В родном доме он словно помолодел. Кончики его пальцев любовно гладили завитушки вмурованных в стены оберегов, прикасались к черным прямоугольникам картин, на которых ничего не разглядеть. Девушка примечала, как разгладилось его лицо, исчезли презрительные складки, разгладился вечно нахмуренный лоб.
– Вот уж кого тебе не стоит бояться, Сиаль, так это духов моего рода, – уверил ее Таррэ. – Им запрещено тебя беспокоить, но охранять они тебя обязаны так же, как охраняют замок и территорию рода. Тебе придется стать здесь хозяйкой и взять на себя заботу о порядке. Я дам помощников, пусть тебя не пугает объем работы. Приведешь в жилой вид столько помещений, сколько тебе понадобится для жизни.
«Так вот зачем я ему понадобилась, – фыркнула про себя будущая вейриэнна, – бесплатной уборщицей!»
– От тебя потребуется только приказывать духам-помощникам, – оглянулся шедший впереди мастер, словно подслушал ее мысли.
– Но я не умею. Я не риэнна.
– Они в курсе. Риэнной тебе и не стать, это врожденная сила. Но ты уже не чужая этому дому. Ты моя приемная дочь, этого пока достаточно. Полную церемонию принятия в род проведем позже, сейчас на нее нет времени. Мне нужно срочно отлучиться, а я тут застрял.
– Подождите. Вы взяли меня ученицей, и я согласилась. Но как вы будете учить меня, если я не маг?
– Кто тебе сказал такую чушь? Ты – дочь вейриэна. От отца ты унаследовала достаточно силы, иначе как бы ты говорила с его духом? Как бы ты бегала по скалам, ни разу не сорвавшись в пропасть? Вчерашний случай не в счет. Твоя сила пока не развита и дремлет, но она есть. Мы и займемся ее пробуждением, пока меня не призвали братья высшей халайры.
Девушка, шедшая по пятам за вейриэном, остановилась как вкопанная.
– И что тогда со мной будет, мастер?
Таррэ как раз распахнул дверь в кабинет, тут же осветившийся мягким светом – так же ненавязчиво, как флюоресцирующие грибницы в пещерах синтов.
– Варианта два, – сказал вейриэн, пройдя вперед. – На выбор. Если захочешь, выдадим тебя замуж за какого-нибудь лорда. Многие горные дома сочтут за честь породниться с древним домом Антаре даже через приемную кровь и принять в наследство этот замок и мои земли. А риэнны родятся уже в следующем поколении.
– Как в наследство? – опешила девушка.
– Так. Это все стало сегодня твоим наследством. Думаешь, зря тебе поклонились все синты Лазурного Лепестка?
– Бирюзового. И не мне.
– Какая разница! – отмахнулся странный лорд-воин. Он добрался до стола, выдвинул кресло, сел и начал рыться в ящиках. Удивительно, но в кабинете пыли совсем не чувствовалось, воздух тут был куда свежее. – Ты теперь единственная наследница. Честно скажу, Сиаль, этот вариант с твоим замужеством предпочтительней для всех. Мои духовные братья молиться на тебя будут так же, как теперь синты.
– Не понимаю.
– Ты не представляешь, какое великое одолжение мне сделаешь. Я освободил тебя, ты – освободишь меня. Узел судьбы будет развязан. Мне будет на кого спихнуть ответственность, которая держит меня, как последнего из угасшего рода, привязанным к этому клочку гор уже не первое столетие. Это родовое гнездо – мой персональный кошмар, гиря на моих ногах. Оно мне не нужно.
С этими словами Таррэ, вытащив из ящика лист пожелтевшего пергамента с гербовым тиснением, взял перо, сдунул с него пыль, открыл крышку чернильницы, откуда выбежал шустрый паучок.
– Надо было чаще сюда заглядывать, – пробормотал сконфуженный вейриэн. – Присядь, Сиаль. Я помню, что тебе еще надо помыться, одеться и пообедать по-человечески, но потерпи минутку. Это важно.
Девушка, кивнув, завернулась в его плащ поплотнее, осторожно села на краешек кресла, обитого вышитой тканью. Тут же почувствовала, как кресло начинает меняться, приспосабливаясь к ее фигуре, и через миг она уже утопала в его уютных объятиях. А Таррэ, прочистив чернильницу от паутины, накрыл ее ладонью, и предмет превратился в ослепительный сгусток света.
Сняв ладонь, вейриэн обмакнул в чернильницу полое «самопищущее» стило, подождал, когда инструмент впитает чернила, и начал быстро писать на пергаменте. Руны тоже светились, словно мастер писал жидким светом, и медленно угасали, притворившись обычными фиолетовыми чернилами.