Дух смущенно кашлянул:
– Гхм… да ладно. Иногда ты позволяешь нам взять и полноценные мгновения твоей жизни. Вчерашний вечер с девушками, например. Ты ведь понял, что я хватанул лишнего?
– Понял. Этого дерьма тоже не жаль, уж прости. Лучше и не помнить себя такого… – Лорд помолчал, но старая боль этой ночью всколыхнулась слишком сильно, и он уже не мог держать ее в себе, как держал, сколько себя помнил. – Если бы вы меня не вытащили, Баэр, моей первой женщиной стала бы при посвящении главная жрица. То есть родная мать! А после мою задницу порвал бы какой-нибудь ублюдочный четвертый сын синтского старейшины! Это им страшно льстит – трахать и истязать бастардов, о существовании которых их высокородные отцы даже не догадываются, потому что вы, дариэны, по-своему извращенно заботитесь о нас и спасаете только тех, в ком есть родовой дар. А остальные как же? Не горцы? Не живые? Не чувствуют боли?
Баэр перешел на мысленную речь: «Тише, Дасса с мужем на подходе. Поверь, неблагодарный, из-за одного только тебя у Белогорья масса проблем с синтами! Как же, вмешались в их священные традиции. А ведь ты – не единственный маг, вытащенный нами из их беленьких паучьих лапок. К счастью, большинство старших лордов-риэнов разборчивы в связях, и такие дети, как ты, редкость. Синты же тысячелетиями мечтают заиметь в своих тайных норах хотя бы одного риэна, потому отдают лордам дочерей в наложницы, а потом скрывают их детей, и даже то происшествие с дочерью вождя проглотили без бунта. А вот смерть главной жрицы, пусть парии и шлюхи, они не проглотят».
«Не смей так говорить о Саэтхиль!»
«Уж определись, мать она тебе или нет. Ты обязан так наказать убийцу, чтобы все остались довольны. Тогда мир вершин и недр будет сохранен. И хорошо, если ты сделаешь это до вмешательства Совета кланов и тем сохранишь тайну своего происхождения. И еще, Наэриль, помянул бы ты покойницу хоть одним добрым словом. Не гневи горы!»
Он не успел умолкнуть, как в купальню торопливым шагом вошла Дасса, бережно державшая чашу с зельем. Позади нее, опустив глаза, вышагивал ее мрачный и молчаливый муж с внушительным котелком в могучих руках. Этого рыжеволосого детину, обвиненного в воровстве каким-то графенком, Наэриль вынул из петли в одну из поездок по равнинному королевству, а Дасса уже в замке выходила висельника. С тех пор не было у лорда фьерр Раэн слуги преданней Жака. И даже то, что из-за поврежденного горла детина и спустя пять лет еще плохо говорил, только прибавляло ему достоинств.
– Это надо выпить до дна, мой лорд. – Дасса протянула Наэрилю чашу.
– Я же лопну! – ужаснулся он, косясь на дымившийся котелок. – Лучше бы я остался под завалом. В последнем шалаше еще можно было жить.
– Выпить надо только то, что в чаше, шутник.
После первого же глотка нестерпимо горького лекарства Наэриля едва не вывернуло, но он знал: возражать бесполезно. Дасса тут же пустит слезу, а от вида трясущихся губ и искаженных до безобразия лиц плачущих женщин его выворачивало посильнее, чем даже от жутких настоек. Приготовленных, кстати говоря, по семейным рецептам рода Раэн – сама кормилица ни демона не смыслила в магической силе трав.
Дасса, убедившись, что пациент покорно выдержал первое испытание, приказала мужу вылить в ванну горячий настой трав из котелка.
Пока несчастный лорд мучительно дергался и привыкал к горчичному жжению, охватившему его тело, Жак подтащил пустую бадейку и, взяв кувшин, начал лить воду на волосы Наэриля, положившего голову на мягкий валик на краю купели, а Дасса распутывала его длинные пряди и мыла.
«Помянуть добрым словом? – Перестав задыхаться, лорд мысленно продолжил беседу с духом-хранителем. – Их нет у меня для Саэтхиль. Особенно сейчас… Дьявол, как эта сулема жжет кожу! Вспомни, Баэр, сколько раз, когда я уже стал лордом, эта подземная гадюка подсовывала мне своих девок, даже девственниц, чтобы получить если не меня, то моего ребенка в храмовые рабы? Но я уже знал, что ей нужно».
«Но ведь ты не отказывался от таких даров, – заметил дух. – Причем брал… э-э… не традиционным способом».
«Клевета. Только тех, кто уже привычен к такому. Иных даже не трогал».