Выбрать главу

Семилеток знал об этой западне и обегал далеко, стороной…

Прошло много времени. Уже над дальними горами встало солнце, уже обсохла трава и в перелесках звонко пели утреннюю песню птицы, а марал все бежал и бежал.

От него в испуге сторонилось стадо. Страшен был зверь, уходящий от погони. Глаза его, налитые кровью, были широко открыты и горели злым, сухим огнем. Он не успевал переводить дыхание и только отрывисто всхрапывал.

И он, и лошади, измученные скачкой, умеряли бег.

Но всадники сменили лошадей, и не устоял марал против свежих скакунов.

Он не мог уже так быстро скакать с берега на берег. Дыхание захватывало. Высохший язык распух и часто попадал на зубы. Острыми ножами резало в боках.

Последние силы напрягал Семилеток.

Глаза уже видели плохо. Он только смутно чувствовал направо от себя бесконечную изгородь и несся вдоль нее. Наседавшие лошади дугой охватили его, прижимая к стене. И вдруг он с ужасом заметил стену слева.

Поймали!

Стены быстро сошлись. Ему казалось, что их сдвинул кто-то. Семилеток бешено рванулся в глубь загона и, сильно ударившись о поперечное звено, осел. Поймали!

Вместе с тем, как он остановился, пропала сила и сознание. Подсеклись дрожащие ноги. Марал упал. Упал, как труп.

В загон сбежались люди. Кто-то крепко налег ему на шею, а по ногам забегала шершавая веревка, сильно стягивая их узлом. Не было сил шевельнуться. Свет погас. Его сменила тьма. Она густой завесой отделяла солнце и жизнь, заглушая боль в груди и усыпляя сердце.

Люди бегали, шумели. Они трогали его голову, щекотали в носу, а хозяин метался и кричал:

— Воды, воды! Воды скорее несите!

Ему вторили:

— Воды!

Студеной, обжигающей струей хлынула вода по голове. Еще и еще. Воду лили на голову, на бока, низко наклонялись над дрожащим трупом и снова лили.

Медленно рассеивалась тьма, но сознание вернулось быстро.

Долго лежал Семилеток. Силы понемногу возвращались.

Семилеток вдруг рванулся, вскидывая голову. Но крепко связанные, ноги подвернулись под брюхо и он стукнулся зубами в землю. Рванулся еще и опрокинулся на правый бок. Сейчас же на спину и голову насели мужики. Глаза ему закрыли тряпкой. Чье-то жесткое колено придавило ноздри.

Всю проснувшуюся силу напрягал марал, чтобы сбросить людей, но они впились в него, как волки. Те, что сидели на нем, щемили кожу стальными пальцами, а один держал за уши.

И все это — погоня, бешеная скачка и усталость — все забылось, все потухло, когда ржавая, скрипучая пила скользнула по рогам. Нестерпимой болью отозвался во всем теле этот скрип. Марал судорожно передернулся и глухо взревел. От бессилия или от испуга из груди вырывался отрывистый храп. А хотелось крикнуть полной грудью и всю злобу вылить в этом крике.

Острые зубцы проворно рвали мягкий рог. Сперва один, потом другой. Двумя горячими фонтанами хлестнула кровь. Но к оставшимся пенькам прилипли ртами двое из сидевших на спине. Они громко глотали кровь, не успевали ее проглатывать и захлебывались. Напившись, от стали и сейчас же на кровавые пеньки умелыми руками наложили тряпки с глиной.

Нервной мелкой дрожью вздрагивал марал, но не было огня сопротивления. Он не слышал даже, как ему распутывали ноги. Все лежал и вздрагивал.

С глаз вдруг сдернули повязку и крепко хлестнули кнутом по спине. Марал, оглушенный ударом, вскинул голову и неожиданно для самого себя поднялся на ноги Опять удар — и Семилеток молнией мелькнул через услужливо раздвинутые жерди в сад.

Выскочил, сделал два круга, мотая непривычна легкой головой, и в тупом недоумении остановился перед кучкой мужиков. Мужики смотрели на него в просветы изгороди, тыкали руками в воздух и, громко смеясь, что-то кричали друг другу.

А Санька! Санька поднял с земли тяжелые рога, вышел с ними в сад и, широко расставив ноги, показал маралу. Семилеток замер.

Кровь снова хлынула через повязку, потекла по голове в глаза и в рот, обильно капая на землю.

В гордом сердце вспыхнула пожаром злоба. Дикий, рвущий душу рев раздался по горам.

Семилеток прыгнул в бешенстве на Саньку, стиснул потное лицо зубами и, с силой отбросив, стал наносить жестокие удары острыми передними копытами. Санька неуклюже подбросил ноги и уткнулся головой под кочку, а Семилеток рвал на нем рубаху и, забывая, что рогов уже нет, бил под бока кровавым лбом…

Он не слышал, как хозяин, подбежавши сзади, всадил ему в спину по самый черень широкий тяжелый топор…

Когда подоспели загонщики, перед ними на утоптанной траве лежала окровавленная туша. Алексей с безумными глазами, молча, тянул Саньку из-под брюха марала. А марал лежал грузно на маленьком теле, будто не хотел расстаться с другом.