Профессор осмотрел у нее суставы рук и ног.
— Часто температурите?
— Мама причитает, что я все врёмя в огне горю.
— Все это можно поправить, — мягко успокаивал профессор. — Но вы должны запомнить: выздоравливает лишь тот, что хочет выздороветь. Еще в старину один восточный врач сказал больному: «Нас трое — ты, я и болезнь. Если мы с тобой будем заодно, нас уже двое, вдвоем мы как-нибудь одолеем одну болезнь». Поняли? — улыбнулся профессор.
Отвечая на дальнейшие его расспросы, девушка призналась:
— Да, я люблю музыку и песни, сама играю на гармонике. Мечтала поступить в консерваторию, да уж где…
— А после игры суставы пальцев не болят?
— Иногда болят.
— Вы раньше танцевали?
— И сейчас танцую, если болезнь отпускает.
— Я, Асия, люблю смотреть на танцы. Что это за девушка, если не умеет танцевать! Правильно, Вера Павловна?.. А не бывает, Асия, так, что во время танца вдруг кольнет сердце?
Оказывается, нередко случалось, когда девушка, с трудом окончив танец, уходила в другую комнату и сидела там, согнувшись от боли. Но рассказывать об этом ей не хотелось.
— Проходите вот сюда. — Профессор показал за ширму.
Вера Павловна отвела Асию за ширму и велела раздеться. В такие минуты Асия каждый раз готова была провалиться сквозь землю от стыда. Вот и сейчас, едва профессор приблизился к ширме, Асия схватила только что снятую кофточку, съежилась, глаза у нее расширились.
— Послушайте, — спокойно убеждал профессор, — вы пришли в больницу, на прием к врачу. Здесь нет ни мужчин, ни женщин, только доктора и больные.
Закончив осмотр, Абузар Гиреевич вымыл руки, сел за стол, положив на стекло сплетенные пальцы.
Асия, не в силах поднять глаз, вышла из-за ширмы. Профессор показал ей на стул возле стола, он наблюдал за каждым ее движением. Наконец, прямо глядя ей в глаза, твердо сказал:
— Асия, надо лечь в больницу… на исследование.
Она, не удержавшись, крикнула:
— Сколько уж исследовали меня — душу только не вынимали! — В ее голосе прозвенела боль, отчаяние.
— Надо еще полежать, Асия, — вздохнул профессор. И повернулся к Магире-ханум: — В вашем отделении есть койка?
— Только что освободилась.
— Тогда прошу положить Асию.
Асия непроизвольно оглянулась на дверь.
— Вас там ждут? — спросил профессор, перехватив взгляд девушки.
— Мама, — тихо ответила Асия, опустив голову.
— С вашей мамой я сам поговорю.
Явилась вызванная звонком Диляфруз, увела Асию. Тагиров, заложив руки за спину, ходил по кабинету.
— Многие полагают, что ревматизм калечит только руки и ноги. А на самом деле он прежде всего бьет по сердцу и другим внутренним органам, бьет по нервной системе. Тысячу раз был прав один французский врач, который сказал, что ревматизм только лижет шершавым языком суставы, но кусает сердце. Кусает! — повторил профессор, сделав рукой хватательное движение.
— Вы считаете, что порок у этой девушки — следствие ревматизма? — спросила Магира-ханум. — Но ведь от ревматизма ее нигде не лечили.
— Вся беда в этом, — вздохнул профессор. — Очень часто наши коллеги берутся лечить не саму болезнь, а ее последствия, что не приносит пользы больному. И к вам, Магира-ханум, и к вам, Вера Павловна, у меня одна просьба: будьте чутки к этой девушке. Как говорили древние римляне, она больше всего нуждается, чтобы ей «ободрили словами душу». Ее душа полна волнениями и страхами, надо успокоить эту истерзанную душу, освободить от депрессии. Вы обратили внимание на ее слова: «Душу только не вынимали»? Эта девушка очень настрадалась, и вера в медицину у нее шаткая… У вас и без того много работы, — добавил профессор, подумав. — Можете привлечь в помощь Гульшагиду. Вот ей и практика, и материал для доклада. К какому сроку она должна приготовить доклад, Вера Павловна?.. Вот-вот, времени у нее еще хватит. Прошу позвать ко мне мать Асии…
Приняв ванну, переодевшись в вылинявший от многочисленных стирок халат, обувшись в тапочки разного цвета — одна зеленая, другая красная, — Асия вслед за Диляфруз вошла в палату. На нее со всех сторон устремились любопытные взгляды. Девушка, не глядя ни на кого, прошла к свободной койке у окна и легла, уставив глаза в потолок. Никому ни слова, ни капли внимания, будто глухонемая. Только на Диляфруз она покосилась краешком глаза.
Асия не лишена была характерных черт, свойственных большинству женщин. Она — не признавала красоты других, выискивала у них какие-либо изъяны и, обнаружив эти изъяны, немного успокаивалась. У Диляфруз, по мнению Асии, брови были слишком уж густые, а глаза чуть косили! Но губы… губы вызвали у Асии зависть: так изящно, так тонко очерчены, что диву даешься. У Асии губы тоже без малейшего изъяна, но они какие-то невыразительные, не придают живости ее лицу.