Напившись чая и дополнив свой рассказ еще некоторыми подробностями об акъярском житье-бытье, Аглетдин-бабай умолк, дожидаясь, пока Хатира-апа выйдет на кухню. А когда она вышла, понизил голос до шепота, поделился самым заповедным:
— Не сердись, доченька, — деревенские наказали мне вот о чем еще узнать… Дело, как говорится, житейское, стыда в этом нет… Мастюра, дочка Гайфи, приехала из Казани с культурного семинара и рассказывала: дескать, наша Гульшагида замуж собирается. Вот мне в Акъяре и наказали самые близкие люди: «Разузнай, когда будет свадьба. Поскольку у Гульшагиды никакой родни нет в Казани, мы уж не позволим ударить лицом в грязь». Наши люди в Акъяре, сама знаешь, щепетильные. Девушку ли кто выдает, парня ли женят — в лепешку расшибутся, но уж перед соседями не осрамятся. «Так что, говорят, всем селом поможем, а уж свадьбу справим как положено». Ты на меня не серчай, доченька. Я только слуга твоих друзей, передаю, что велено.
Гульшагида не знала — рассердиться, плакать или смеяться. А кончила тем, что, вздохнув, ответила;
— Пока что, Аглетдин-бабай, нет у меня намерения выходить замуж. Если надумаю, обязательно сообщу в Акъяр.
— Эх, память стариковская — дырявое решето! — спохватился Аглетдин. — Забыл ведь письмо передать от Нафисы. Она наказывала мне купить всякого добра для больницы. Вот тут на бумажке написала все, что надо, а деньги — вот они, в узелке завязаны.
Гульшагида прочитала записку.
— Хорошо, Аглетдин-бабай, постараюсь найти все, в чем нуждается Нафиса.
Наконец-то старик отправился почивать на кухню.
Утром, вскоре после того как Гульшагида ушла на работу, вернулась из туристического похода Асия. Она в шапке-ушанке, в брюках, за спиной — рюкзак, в руках — палка. Лицо обветренное, свежее.
— Ба, у нас гость! — воскликнула она еще в дверях.
Хатира сказала ей, что за гость, откуда.
— Здравствуйте, бабай, здравствуйте! — приветствовала старика разговорчивая девушка. — Рада видеть земляка Гульшагиды-апа.
— Здравствуй и ты, доченька! Видать, в каком-то путешествии была. Значит, с благополучным возвращением тебя! Далеко ли была, что видела?
— Почти весь свет обошла, бабай. Где только не побывала, чего только не повидала!
— Так, так… А ладошки не чесались у тебя в дороге?
— Ладошки? — Асия взглянула на свои руки. — Нет, бабай, не чесались. Я ведь денег не жду.
— Деньги — это пустяк. Дрова вон сложили во дворе. Может, возьмешься за один конец пилы, а я за другой…
— Да ведь нехорошо заставлять гостя работать, бабай!
— Я-то не гость, главное, — ты не чувствуй себя гостьей в родном доме! — рассмеялся бабай. — Пила есть?
— Найдется.
После завтрака они вышли во двор. Асия, облаченная в дорожные брюки, короткую стеганку и ушанку, — совсем как парень-подросток. С мальчишеским проворством она открыла дровяник, вынесла пилу. Бабай осмотрел инструмент, свистнул.
— Это не пила, а сабля пророка! Ею не дрова пилить, а картошку резать. Напильник есть?
Группа мальчишек, как всегда, гоняла во дворе шайбу.
— Эй, космонавты! — крикнула Асия, — у кого есть напильник? Принесите живо!
Принесли напильник. Усевшись на толстое полено, Аглетдин-бабай принялся точить пилу. Асия устроилась рядом. Старик, не глядя на нее, что то напевал вполголоса.
— Э, бабай, да вы петь умеете! — обрадовалась Асия.
Она подмигнула одному из мальчишек. Тот сразу понял, убежал и вскоре вернулся с гармошкой.
Аглетдин-бабай, держа пилу вверх зубьями, прищурив глаз, проверил, ровно ли сделан развод. Потом тряхнул дрынкнувшей пилой и, словно нечаянно увидев гармонь в руках Асии, лукаво усмехнулся:
— Что ж, давай посоревнуемся, чья музыка лучше. Начинай, дочка!
У Асии заблестели глаза, эта озорница была любительницей всего необычного.
И заиграла протяжную, грустноватую «Тафтиляу». Славно играет эта тонкошеяя! Бабай слушал, опустив голову. А когда Асия кончила, он провел согнутым пальцем под глазами, вздохнул:
— Должно быть, я проиграл. Ввязался в спор, не рассчитав своих сил.
Асия протянула ему гармонь:
— Начинайте, бабай!
— Э, доченька, на таких гармошках я не умею, мне чтоб была с острыми клавишами… — Он ловко прижал подбородком один конец пилы, как скрипку, и, быстро действуя пальцами обеих рук, как-то по-особенному начал колыхать гибкое и упругое стальное полотнище. Произошло чудо — обыкновенная пила запела на разные голоса. Мальчишки даже разинули рот. Асия и та удивленно смотрела во все глаза на бабая.