— Настил, — повторил Николай Петрович. — Какой настил? Зачем?
— «Печка» это и есть! — крикнул студент. — Чего там непонятного?!
Николай Петрович густо покраснел. Он хотел сказать что-то резкое, обругать грузчиков, пристыдить, но в это время о борт баржи ударили чем-то железным и мужской голос снаружи закричал:
— Выходи!
Николай Петрович выскочил на улицу. Около баржи стояла лодка, крытая фанерой. В лодке бородач. Гривастые злые волны швыряли лодку на баржу. Бородач держался руками за борт баржи и ругался.
Сплавщику нужно было на ком-то сорвать зло: ниже по реке посадило на мель большую партию леса, и теперь даже отсюда был слышен треск ломающихся бревен.
— Залом! — кричал сплавщик. — Слышишь?
Он снова начал ругать грузчиков, в особенности Николая Петровича. Бухгалтер стоял под дождем в одной исподней рубахе, облепившей его сухое тело с покатыми узкими плечами, и молчал. Тяжелые струи дождя хлестали его непокрытую голову, били по спине. Бригадир глянул на бухгалтера и умолк.
— Ты чего? — спросил он. Николай Петрович жалко улыбнулся.
— Ладно, ладно, — сказал сплавщик. — Может, он и не из-за вас, залом-то. Дай-ко закурить.
Бухгалтер подал ему целую пачку.
— Берите всю.
— Погодка… Ишь как трещат! Будто салют. Хороший залом. Мужики уж там пластаются. Ну да ничего! Не впервой! А вы, ребята, и впрямь побыстрее бы.
Он подмигнул бухгалтеру, завел мотор. Лодка, зарываясь носом в волны, полетела по реке. Николай Петрович вернулся в каюту и лег около печурки. Грузчики азартно играли в карты. Бухгалтер смотрел на огонь, следил, как после сухого выстрела летела и гасла на лету искра, думал.
В первый день работали на островах с рассвета до позднего вечера. Камней, лежащих на поверхности, оказалось мало, и приходилось выворачивать валуны из мокрого лежалого песка ломами. Валуны были скользкие и тяжелые. Николай Петрович долго не мог приспособиться, лом то и дело выскальзывал из рук, высекал искры, натыкаясь на валун, и пока бухгалтер трудился над одним камнем, Афон успевал вывернуть больше десятка. Но потом и бухгалтер навострился, отставал от Афона на один-два булыжника, а однажды, когда Афон перекуривал, ушел от него далеко. Горели руки, ломило плечи, в глазах плавали круги, нещадно пекло солнце, и кусали голое потное тело мухи и оводы. После обеда вывороченный камень отвозили на баржу. Для этого проложили «пути», длинные доски, уложенные прямо на песок. И снова туго пришлось бухгалтеру. Тачка не слушалась, соскальзывала с доски, и приходилось тратить много усилий, чтобы поднять многопудовую тяжесть. К вечеру бухгалтер совершенно выбился из сил. Он давно уже, с самой первой погрузки, где работали прохладно, не торопясь, проклинал себя за то, что согласился поехать, а к вечеру этого дня у него не было сил раскаиваться, жалеть, он хотел одного, чтобы поскорее спряталось солнышко, которое, казалось, неподвижно застыло на широком сухонском течении, он хотел упасть на грязный пол около теплой печурки и лежать как можно дольше. И когда пришло это время, скрылось солнце, потемнело и работать стало невозможно, Николай Петрович молча пришел в каюту, отказался ужинать и лег.
А студент и Афон с хохотом и шутками ушли на танцы. И долго еще слышал бухгалтер, как звенела гитара, делалась все тише и тише. Наутро бухгалтер еле поднялся. Болело тело, на ладонях белые пузыри, но Николай Петрович нашел в себе силы встать первым и даже делал попытки шутить над невыспавшимися гуляками, студентом и Афоном, но, когда взялся за лом, вдруг пронзила его с ног до головы острая боль.
Николай Петрович работал, сцепив зубы, он дал себе слово, что лучше подохнет здесь, на песке, на этих паршивых островах, чем отстанет от Афона. Но Афон, отогнав сон, разработался и хотя медленно, но все-таки уходил от бухгалтера все дальше и дальше. И Николай Петрович был по-настоящему рад, когда вдруг откуда ни возьмись пришла большая туча, закрыла небо и хлынул на землю спасительный крупный дождь. «Переку-ур!» — первым закричал бухгалтер и побежал на баржу. Вслед за первой тучей пришла вторая, третья, и потом небо заложило сплошь, дождь лил беспрерывно, весь день и всю ночь.
Николай Петрович подумал о начальнике Коле, как у него молодо и азартно блестели глаза в кабинете, когда он отправлял бухгалтера за камнем, подумал, что сейчас наверняка камень уже кончился, и строители сидят без работы, и придется им опять выводить среднюю сдельную, меньше пятерки не выведешь, а пользы от них никакой, опять неприятности, опять как-то надо выворачиваться, чего-то придумывать, госбанк денег отпустит тютелька в тютельку. Нужен камень, позарез нужен…