Николай Петрович встал, накинул пиджак и вышел на улицу. Грузчики с любопытством смотрели в полуоткрытую дверь, как он поднял тачку, подъехал к груде валунов, нагрузил тачку и повел ее но мокрой доске, под проливным дождем, оскальзываясь, некрасиво растопыривая ноги и поминутно останавливаясь, потому что колесо тачки скользило по раскатистой доске. Руки у бухгалтера дрожали, на лбу вздулась синяя жила. Дорога пошла под горку. Николай Петрович прилагал все силы, чтобы остановить или хотя бы притормозить тачку, но его неуклонно несло под горку. Тачка с размаху ткнулась в песок, и бухгалтер, не в силах остановиться, ударился грудью о камни, упал, но сразу же поднялся и начал вытаскивать тачку на доску.
— Вот ведь черт, — пробормотал Афон, вставая. — Айда, ребята!
Грузчики вышли под дождь и, не глядя на бухгалтера, начали возить камни. Работа шла медленно. Приходилось грузить тачки по нескольку раз, потому что они то и дело опрокидывались, а на вымоста грузчики вытаскивали каждую тачку по отдельности. Николай Петрович, остановившись на полпути, видел, как с руганью и тяжким хрипом толкали грузчики тяжелогруженую тачку Афона на вымоста и уже почти что вытолкнули, как она, сойдя с доски, понеслась вниз. Студент еле успел отпрыгнуть в сторону. Забухали в воду камни. Николай Петрович на секунду представил себе, что было, если бы студент не успел отпрыгнуть, и ужаснулся. Он оставил тачку на полдороге и пошел к барже.
— Кончайте, — хрипло сказал он, проходя мимо грузчиков.
А потом он долго еще лежал на полу, закрыв глаза, прислушивался к говору товарищей, к шуму дождя и треску бревен на заломе. Грузчики ругались, а студент прямо заявлял, что надо делать «печку», все делают, подумаешь, важное дело. «Неужели все?» — подумал Николай Петрович, и почему-то мысль о «печке» сделалась для него не такой уж постыдной. «Ну и что же? — размышлял он. — «Печка». Все делают. А если дождь вообще не перестанет. Хоть сколько-нибудь камня привезти. Нужен камень. Позарез. Ну, перестанет дождь. И снова лом в руки, снова бесконечные «пути», боль в пояснице. Боже! Зачем он согласился?! Все делают…»
— Досифей Иванович, — обратился он к Досе, — вы говорили, что хлеб кончился, так я могу сходить.
Дося хотел ответить, что хлеб студент принес, но не успел, Афон перебил его.
— Правильно, — сказал он, подмигивая грузчикам. — Хлебушек нужен.
— Дак можно и сходить, — сказал Дося.
Николай Петрович накинул шкиперский плащ и пошел по берегу вдоль реки в магазинчик леспромхоза. Он шел и не оглядывался, он знал, чувствовал, что грузчики уже выскочили под дождь и делают «печку».
И действительно, когда бухгалтер вернулся на баржу часа через четыре, увидел, что баржа сразу как-то вспухла, раздалась в ширину, «печки», правда, видно не было, завалили крупными грязными камнями. Грузчики лежали на полу каюты, были чрезвычайно оживлены, веселы и разговорчивы. Над печуркой висели мокрые рубахи и майки. На шкипера нашло откровение. Он показывал всем фотографию сына, недавно умершего на операционном столе от порока сердца, и повторял:
— Сын-то ладно. Бог прибрал, все равно мучился, глаза бы не смотрели. А вот робят жалко. Двое их осталось у сына-то. Двое!
Шкипер хлюпал носом и по-настоящему плакал. Грузчики неумело успокаивали его. Николай Петрович лежал на своем законном месте, смотрел на грузчиков и ненавидел их. Ему все время хотелось закричать, оскорбить, унизить грузчиков, но он молчал, потому что и себя он тоже презирал и ненавидел.
Утром грузчики вылезли на свет божий и прикрыли глаза: было трудно смотреть на яркое солнце и синее небо. Ушли куда-то тучи, словно их и не было. Ветер и солнце подсушили доски, и хотя они были еще тяжелыми, но в иных местах уже белели чистой сухой древесиной.
Началась работа.
Афон испытывал новую тачку, сделанную шкипером Досей. Коллектив с волнением наблюдал со стороны. Тачку нагрузили с верхом. Афон взялся за ручки, быстро повез тачку по широкой доске, ловко перескочил мостик, перекинутый через узкий пролой, наддал ходу и завалился.
— Черт плешивый! — заорал Афон. — Плотник! Стройбат! Тьфу!
Дося подбежал к тачке, начал колотить ею о помост.
— Пусти! — орал он. — Дай-ка мне!
Шкипер проехал даже меньше, чем Афон. Тачка снова завалилась.
— Дорогу! — диким голосом закричал моторист Петруша и вихрем пронесся мимо шкипера.
Студент Валентин бешено взмахивал ломом, шевелил мышцами тренированного тела и вскрикивал: