— Вы что, ребята, такие серьезные? — весело спросил он. — Радоваться бы надо. Такие деньжищи отхватили.
— Поговорить надо, — отводя глаза в сторону, сказал Афон.
— Можно и поговорить.
— Пошли на берег.
Грузчики пришли на берег и сели на большое толстое бревно. Николай Петрович вопросительно посмотрел на Афона.
— Слух прошел, что вы деньги не получили?
Николай Петрович хотел соврать, сказать, что получил по особой ведомости, но не стал этого делать и встал.
— Я пойду, ребята, — сказал он.
— Садись, — глухо приказал Афон, и что-то дикое, упрямое послышалось в его голосе, такое, что бухгалтер не посмел ослушаться и сел. — Мы видели наряды. Говори, Валентин.
— А что говорить? Семьдесят пять кубов. Наряды на троих. Кассирша сказала, что денег он не получал.
— Правда? — спросил Афон.
— Правда. Не мог я. Я не понимаю, как это могло со мной случиться, — заговорил бухгалтер. — Я никогда никого не обманывал, не обсчитывал. Видимо, сказалась усталость, а может, что-то другое. Значит, есть во мне какая-то слабость. Одним словом, я не знаю, как все это произошло. И так низко, так низко… Ведь знал же я, что вы будете делать «печку»! Знал, а все-таки пошел. Понимаете, не мог я. Не мог! Да что говорить!
В это время на берегу показался крановщик Вася. Увидев грузчиков, он радостно закричал и подбежал к ним:
— А я жду в столовке! Гони по трояку.
— Что? — спросил Афон, медленно вставая. — По какому трояку? За что?
— Уговор! — не сбавляя тона и думая, что Афон шутит, продолжал радостно кричать Вася.
— За что трояк? — повторил Афон, хватая Васю за рубаху. — Ты что-нибудь видел?
— Пусти, слышь, пусти! Ты что, а? Ты что? — заприговаривал Вася.
— Валька, ты что-нибудь видел?
— Ничего.
— А ты, Петруша?
— Видеть ничего не видал и слышать не слыхал.
— Никто ничего не видел. Никто ничего не знает, — сказал Афон. — Мотай.
— Я тоже ничего не видал, — сказал Вася, подмигивая Афону.
Он только что заметил среди грузчиков старшего бухгалтера и понял происходящее по-своему. Афон усмехнулся.
— Мотай, мотай, — повторил он.
Вася еще раз подмигнул грузчикам и ушел.
— Тут мы подумали немного и решили сделать по справедливости, — сказал Афон, вынимая из кармана пачку денег и подавая ее бухгалтеру. — Девяносто рублей. Берите.
— Нет, нет! — быстро сказал бухгалтер. — Не возьму.
— Покажи руки! — потребовал Афон.
Николай Петрович протянул руки. На ладонях хорошо были заметны мозоли.
— Свое берешь, — сказал Афон. — Заработанное. — Он вложил деньги в руки бухгалтера. — Вот так. Не один ты честный. Понял? И завязали. Пошли, ребята.
Грузчики встали и не спеша направились вдоль берега.
Николай Петрович видел, как откуда-то снова вывернулся крановщик Вася, подбежал к грузчикам и что-то стал говорить им. Грузчики, не дослушав, обошли его, но Вася не успокоился. Он забежал вперед, замахал руками, и тут, видимо, Афон сказал ему нечто серьезное, мужское, потому что Вася сразу сник, остановился и начал закуривать.
Николай Петрович посмотрел на деньги, зажатые в кулаке, постоял немного и вдруг бросился к конторе.
Начальник Коля как раз собирался уходить, уже напялил темно-синий плащ, как дверь распахнулась и на пороге появился бухгалтер.
— Я должен сказать вам… Должен сказать, — начал было он, но Коля перебил его, указав на стул.
— Да ты присядь, Николай Петрович.
Бухгалтер сел. Начальник Коля не спеша закурил и подошел к окну.
— Может, еще разок? — не глядя на бухгалтера, предложил он.
Николай Петрович перевел дыхание.
— Не могу. Я должен…
— Не надо, — резко обернувшись и прямо глядя на бухгалтера, ответил Коля. — Я ведь, дорогой мой, двадцать пять годиков в конторе отстукал. И грузчиком был, и шабашил, и камушки грузил. Знаю я все эти… — Коля не договорил, но Николай Петрович понял, что он хотел сказать. — Как глянул на баржу, так и понял. Так поедешь?
— Поеду.
— А деньги мять не к чему, — кивнул Коля на кулак бухгалтера.
— Куда их? Зачем? — разжимая кулак, растерянно спросил бухгалтер.
— И наряды я видел, — продолжал Коля. — На семьдесят пять кубов. Деньги куда? Куда хочешь, туда и девай. — Он оглядел бухгалтера и улыбнулся: — Костюм себе купи. Слышал, жениться собираешься.
— Да, да, — невразумительно ответил Николай Петрович и направился к двери, засовывая деньги в карман.
На улице его встретила Сонечка и взяла под руку. Они шли по берегу. Сонечка вопросительно заглядывала ему в лицо, щебетала о чем-то легком, радостном: она решила подействовать на Николая Петровича лаской. Остановились они около каменных столбов музея.