Встречали тетю Лиду вся наша семья и Виктор Николаевич. Тетя была бледная, спокойная и очень красивая. Маленький Юрка лежал тихо. Он спал. Вначале его несла бабушка, потом мама, но большую часть пути тащил Юрку Виктор Николаевич. Тетя несла цветы.
На кухне собрались женщины. Настроение у них было приподнятое. Некоторые даже принарядились. Юрку гулькали, трепали по щечкам, но он так и не проснулся.
— Ишь ты какой байбак, — удивилась Аннушка.
— Ну и слава богу, — сказала Тонюшка. — Ну и хорошо. Дети, оно всегда хорошо. Без детей худо.
Каждая из женщин считала своим долгом подержать Юрку на руках.
— Кило четыре, поди, потянет?
— Как бы не поболе… Тяжеленек…
— Сколько, Лида?
— Четыре сто.
— Здо-оров…
— Хороший парень, — хвалили женщины Юрку.
Тетя отобрала Юрку от женщин и пошла в комнату.
— Минуточку! — воскликнул Виктор Николаевич, метнулся в свою комнату и вынес оттуда детскую деревянную кроватку. — От рабочих завода, — почему-то смутившись, пояснил он, — Пожалуйста.
Женщины переглянулись, Манефа вдруг жарко покраснела, повернулась и быстро побежала по лестнице в мезонин, только каблуки забрякали.
Иногда Виктор Николаевич рассказывал нам «сказки».
— Сломаем мы скоро нашу кухню, мужики, — говорил он. — И дом сломаем. Построим новый, двухэтажный, с отдельными квартирами.
Нам не верилось. Как же без кухни?
— А стирать где будут? — спросил Кутя.
— В каждой квартире будет своя кухня.
— Такого не бывает, — заявили мы.
— И туалет будет не на улице, а в квартире. С белыми унитазами.
— Как в горсовете! — догадался Рудя.
Он бывал в горсовете.
— Лучше. Проведем водопровод. Захотел напиться, отвернул кран — и пей сколько влезет.
Директор обещал подарить нам маленький настоящий пароход, две лодки и построить домик на берегу реки, который будет называться яхт-клубом. Мы будем учиться в этом домике строить корабли. Нам выдадут форменки с голубыми матросскими воротниками и фуражки с кокардами.
— Когда это будет? — спрашивали мы.
— Скоро. Мне нужны кораблестроители. Будем строить не баржи и баркасы, а большие белые пароходы.
— Во, заливает, — говорили мы после ухода директора и смеялись.
…Только зря мы смеялись. Через несколько лет снесли наш дом и выстроили новый, двухэтажный, с отдельными туалетами и отдельными кухнями. А пароход нам подарили еще раньше. Правда, он был не такой сказочный, каким рисовался в нашем воображении, но все-таки это был настоящий речной пароходик, с черной трубой, похожей на самоварную, с колесами, с гордым: названием «Орлец». И форменки нам выдали, и фуражки с кокардами, научили нас водить маленький «Орлец», и уходили мы на нем в разные реки: в Северную Двину, Юг, Вычегду. Когда мы шли принимать пароход — Рудя, Юрка Кутя, «папанинцы», все мальчишки и девчонки из нашего дома, — увязались за нами и братцы Лаврушкины. Незаметно от Виктора Николаевича, шагавшего впереди, мы кидали в братцев комьями сухой глины, но они все равно не отставали, плелись и плелись следом до самой реки. И вот собрались мы на палубе, глядели, как Виктор Николаевич поднимает на мачту красный флаг, а братцы Лаврушкины понуро стояли на глинистом высоким берегу. А когда раздалась, команда «отдать концы», братцы, не вынесли, заревели в три голоса, вмиг перекрыв тонкий гудок нашего пароходика. Увидел их Виктор Николаевич и крикнул: «Живо на пароход!» Братцы кубарем скатились вниз…
Но все это — пароходик «Орлец», форменки, фуражки с кокардами и новый двухэтажный дом с отдельными кухнями — пришло к нам несколько позже, не в тот сорок пятый год. А пока мы слушали на кухне директорские «сказки», не верили им и смеялись.
Не на шутку запохаживал шофер Левушка к Густеньке Дроздовой. Не на шутку… Он привез ей две машины березовых пиленых дров, расколол, сложил в поленницу под тополями и ни копеечки не взял.
— С ума мужики посходили, — сказала бабушка, гладя на вспотевшего Левушку. — Директор к Лидке метит, а этот лешак долговязый за Густенькой ухлястывает. Решились ума на войне-то. Ей-богу, решились. С детками берут, а кругом что не баба, то красавица.
Левушка работал азартно. Широко расставив ноги, он высоко заносил топор над головой и опускал с такой силой, что даже корявые могучие чурбаки разлетались с одного удара.