– Я помню наш разговор. Вот только как объяснить матери того мальчишки, что сын ее на всю жизнь инвалид? Ваши толпой ходят. Чем помешал паренек? Шел, никого не трогал.
– Слушай, трогал не трогал – какая разница, я тебе говорю: вопрос реши как надо, а там дальше смотреть будем. Ты уезжаешь скоро, вот до отъезда и реши. Проводы тебе соберем, барана закажем, все как надо, для человека хорошего ничего не жалко.
– Мне пора, Рамзан.
– Я и не задерживаю. Кстати, забыл сказать: жена твоя, кажется, приходила сегодня к нам. Ну не к нам, а… ты понял.
– Понял. Разберусь.
– Конечно разберешься.
Мужчина похлопал Козырева по плечу и отошел к своему автомобилю. Козырев посмотрел вслед Рамзану и задержался взглядом на номерах. После чего купил в магазине сигареты и бутылку минеральной воды и отправился в отдел.
На входе Козырев встретил капитана Шмидта и удивился:
– Ты не на поминках?
– Не смог остаться. Заехал в столовую, посмотрел только на народ. Все свои, сказали соседи, малознакомых и посторонних не было. Вот, правда, что-то с матерью там совсем плохо. Будто разума лишилась.
– Да я в курсе, на кладбище видел, что она того. Тебе коробку дали. Что-нибудь интересное нашел?
– Нет пока, да и времени не было, если честно. Я тут с бумажками с самого утра бегаю по личному вопросу.
– Что за бумажки?
– Вызов пришел. Срок на все про все «чем быстрее», как говорится.
– Вызов – в смысле в Германию?
– Ну да, вот ждали же. Дом почти продан, сейчас у тещи будем жить. Мои рады, конечно, жена вещи распродает, посуду там всякую. Тебе не надо случайно?
– Нет. Давай коробку посмотрим.
– Давай, конечно. К тебе пойдем или у нас в кабинете?
– Давай ко мне, наверное. Надо же было так всем нам в одном здании оказаться. Ни в одном соседнем районе такого нет, чтобы все структуры под одной крышей.
– Обещали, что расформируют. Время такое сейчас. Старое отделение милиции с древних времен стояло, проводка уже ни к черту, вся на изоленте, так нет же, понатащили оргтехники этой современной, оно и не выдержало. Все сгорело одним днем.
– Может, и расформируют. Но, я так понимаю, мы с тобой свидетелями этого дня не будем.
– Верно говоришь. Ты уже в сентябре уезжаешь, а я вот тоже, как говорится, не сегодня – завтра.
– Слушай, я только что Рамзана видел, номера у него новые.
– Они как обезьяны друг перед дружкой! Увидел, что Умаров новую тачку пригнал и номер получил блатной, и не «зеркальный», а с первыми двумя нулями, так побежал к «гайцам», возмущался, почему ему в прошлый раз сказали, что нет возможности такие выдать. Умаров, мне кажется, уже все номера красивые забронировал под свое семейство.
– Ну этот тоже нашел с кем тягаться. Все знают, какой вес Умаровы имеют.
– Знают, и мы с тобой знаем, но лучше об этом молчать. А вот насчет племянника Рамзана надо бы вопрос закрыть, а то ведь сам знаешь.
– Решим. Помню я про этого придурка. Сколько он жизней загубит, если вот так все ему с рук спускать. Буквально весной старуху сбил насмерть – и тут вот пацана молодого пырнул.
– Слушай, пацана жалко, за старуху родственникам денег дали, но мы не можем за всех отвечать и сами страдать. И потом, не мы приказы отдаем – сам знаешь, что да как и какие договоренности с вышестоящим руководством.
Козырев воздержался от комментариев на последние слова Шмидта и предложил приступить к изучению содержимого коробки.
Каждая обертка была подписана разными датами в сопровождении букв «У» и «А». Козырев выписал все даты в последовательности. Тут же в коробке он нашел маленький календарик хозяйки с изображением кролика, на обратной стороне некоторые числа были отмечены крестиком. Сравнив их и даты с шоколадных оберток, он обнаружил, что они частично пересекаются. Одно число было обведено кружком красной ручкой. Рядом изображено сердце и снова две буквы «У» и «А». Даты на обертках в основном выпадали на выходные или праздничные дни. Лишь две выбивались – четверг и пятница, за неделю до смерти Ани. На карманном календарике они были обведены в кружок с квадратом обычной ручкой, которая, судя по всему, мазалась сильно, подумал Козырев, пытаясь разобрать эти странные мистические символы.
Среди прочего Козырев обратил внимание на маленькую коробочку, от которой шел приятный запах. На упаковке было изображено лицо, внутри находился миниатюрный флакон духов, формой напоминающий женские губы, а крышка флакона соответствовала форме человеческого носа. Повертев в руках коробку, Козырев заметил на ее дне надпись: те же самые буквы, что и на обертках, уже больше похожие на инициалы, и дата рождения покойной Ани. Взглянув на Шмидта, Козырев спросил: