Люди заходятся в экстазе: рты – раскрыты, глаза – из орбит, багровые лица, вздувшиеся вены. Внутри меня ледяной ком из внутренностей замораживает мою волю. Легкие качают горячий кислород. Я смотрю на орущих людей, слышу их голоса, сливающийся в единый рык зверя по имени Толпа. Клинок катаны делает еще одно плавное движение в воздухе.
– Последняя из представителей бывшей правящей элиты сейчас перед вами, – орет в толпу Белка, а затем он разворачивается ко мне. – И что же мы собираемся сделать с ней?
Грохот пульса в ушах заглушает все вокруг – мир теряет звук. Я вижу диких зверей о двух ногах, вижу раскрытые рты, вижу, как тысячи глоток орут ярость, бросают в меня копья гнева, нарывают связки, но слышу только собственное сердце в ушах. Я не чувствую, как трясутся мои губы – я стала льдом. Я оглохла, онемела, обездвижена. Я смотрю на калейдоскоп лиц, вижу, как ненависть брызжет из них прозрачной слюной, и все о чем я могу думать: «Господи…»
Бух!
Рты раскрыты. Сегодня вы стали историей.
Бух!
Глаза из орбит. Сегодня вы перестали быть рабами.
Бух! Бух!
Багровые лица. Вы стали свободными.
Бух! Бух! Бух!
– Что же мы сделаем? – повторяет Белка.
Волна людских голосов – каскадом по сверкающей шерсти огромного зверя по имени Толпа.
– Что будем с ней делать, братья? – заорал злобный клоун во все горло.
Люди взвыли. Остекленевшие глаза впились в меня, рассматривая королевскую блядь, сидящую на земле. Я смотрю на лица, искаженные ненавистью и не понимаю, реально ли все это? Ужас заморозил сознание – ледяной шугой по венам, битым стеклом – сквозь сердце, тонкими иглами страха – в мозг, чтобы сделать из меня камень. Я забываю, как дышать.
В глубине огромного зверя кто-то кричит: «Пусть Мутабор решает!» На другом конце ритмично и громко: «Му-та-бор! Му-та-бор!» «Мутабор» вспыхивает в разных концах людского племени, и вот уже весь океан людей громко и слаженно скандирует: «Му-та-бор! Му-та-бор!» Огромный зверь по имени Толпа задышал огнем, сплетая из сотен людских голосов имя Мутабора – оно летит в темноту неба, оно пронзает ночной воздух, заражает собой мир, впивается в меня, пронзает тело, и я чувствую, как истерично и рвано я вдыхаю это имя, плачу им, как оно сотрясает мое тело крупной дрожью.
Я закрываю глаза, опускаю голову вниз, опираясь на руки, и пытаюсь надышаться всласть.
Он убьет меня.
– Мутабор! – лает огромный зверь, тысячами глоток.
Вот прямо сейчас я умру.
– Мутабор! – поднимается к звездам.
В пыли, среди обезумевшей толпы, на коленях…
Людские голоса резко обрываются.
В воздухе, словно вакуум, рождается тишина.
Ход секунд – ударами пульса по венам. В звенящей тишине только звук моего дыхания – воздух такой сладкий.
Я поднимаю глаза.
Мутабор стоит передо мной.
Я немо раскрываю рот.
Он смотрит на меня сверху вниз.
Я задыхаюсь.
Он вглядывается в мое лицо.
Нечем дышать.
А затем к звенящей тишине обращается голос Мутабора:
– А что тут еще можно сделать? Она же уже на коленях.
Огромный зверь взрывается криками и возгласами. Толпа орет, ликует в иступленном восторге. Толпа бьется в чистейшем безумии. Мутабор поднимает руку, и зверь послушно смолкает, захлебываясь собственной ненавистью. У Мутабора в руках бумаги. Он протягивает их мне:
– Марина Владимировна, не хотите отдать народу то, что принадлежит ему?
Он бросает мне бумаги и ручку. Они падают на пыль брусчатки.
– Подписывай, – тихо говорит он.
В моей голове пустота. Руки ходуном, я не могу поднять с пола ручку. Блоха подсаживается рядом со мной и услужливо помогает: поднимает, расправляет бумаги, берет ручку и вкладывает в трясущиеся пальцы. Люди начинают скандировать имя Мутабора. Сгибаюсь, наклоняюсь, подношу руку к строчке «подпись», но ручка дергается так, что я не могу написать и буквы.
– Ты черкани, что сможешь, – едва слышно говорит мне Блоха. – Все давно уже подписано.
Я ставлю подпись. Блоха забирает бумаги…
Голос Белки, окончательно срывая голосовые связки, ревет в ночное небо:
– Братья, Сказка официально принадлежит народу!
Взрыв голосов. Толпа взвывает, надрывается, заходится в истеричном крике. Я глохну. От земли до небес голоса людей разрывают ночь. Они скачут, они орут, они истерично визжат. Люди захлебываются ненавистью. Тонут в собственной ярости. Визжат, надрывая глотки, скачут, не жалея ног. Я закрываю уши руками, склоняюсь, складываюсь пополам, упираюсь лбом в землю – я не слышу собственного воя. Я лишь чувствую, как сжимается грудь, выталкивая из меня крик.
– Ату, братцы! – орет Белка. – СОЖЖЕМ ВСЕ НА ХРЕН!!!