Хэкл шутливо поднял руки, сдаваясь:
— Никогда не выбирайте себе в возлюбленные чрезмерно интеллигентную женщину, пан Салаба, потому что она вас уложит на лопатки раньше, чем вам это удастся сделать с ней.
Ганка быстро взглянула на свои золотые наручные часы и с усмешкой сказала:
— В этом я не совсем уверена, Арни!
В квартире Хэкла над баром «Белые линии» как раз в этот момент лязгнула последняя задвижка в двери неприступного сейфа, и бронированная дверца открылась. Полутьму комнаты нарушало лишь мигание уличных неоновых ламп и свет фонарика Збышека Броневского. Фотограф даже вспотел от напряжения и спешки — ведь ему пришлось подпиливать ключи, полученные от Градеца. Из бара доносился пьяный рев Фанты, Бема и других членов персонала Хэкла, смех и визг манекенщиц. Они обычно устраивали такие грандиозные кутежи, карусели, как говорил Гонзулка, когда Хэкл уезжал куда-нибудь на вечер или на ночь. Броневский знал, что у него будут спокойные условия для выполнения этого опасного дела. И тем не менее он торопился. Конечно, он испытывал страх, так как ясно представлял себе, что бы с ним стало, если бы его здесь обнаружили. Броневский быстро обшарил ящики сейфа и в одном из них обнаружил наконец папку с надписью: «Летей», «Белые линии»...
Разумеется, Хэкл ничего не знал об этом и поэтому не понял суть реплики Ганки. Он наклонился, чтобы с любовью и смирением побежденного поцеловать ей руку. Пан Салаба рассмеялся. Благодаря последнему каламбуру Хэкла он мог наконец проявить свое остроумие.
— У нас говорят, — продолжая смеяться, сказал он, — что глупая девка в постели лучше всего: она хоть ни о чем не спрашивает!
Подобная шутка в присутствии Ганки была столь бестактной и неприятной, что Хэкл счел нужным выказать Салабе свое презрение. Он повернулся к нему спиной, как к пустому месту, и, ничего не говоря, нежно взял Ганку под руку.
— В целом ты, безусловно, права, милая. Это действительно замечательная постановка и замечательная пьеса. Здесь собрался цвет не только восточной, но и нашей, западной интеллигенции. Мне думается, это хорошо, что нас здесь видят.
Они прохаживались как двое влюбленных, а пан доктор Салаба покорно следовал за ними.
Хэкл раскланивался во все стороны. В то время было очень модно посещать театр «Берлинер ансамбль» на другом берегу Шпрее, так как в этом странном поделенном городе не было границы и сюда каждый вечер прибывали дипломатические машины, английские и французские военные, которые интересовались театром и искусством, — короче, там собиралась культурная элита двух миров. И это особенно вдохновляло Хэкла на упражнения в язвительном остроумии.
— Видимо, к полному столу и свободе творчества следует идти на Запад, но за культурным богатством — на Восток. Здесь в самом деле есть люди, имена которых для культуры кое-что значат...
Но вдруг светская улыбка сползла с лица Хэкла. Он увидел мужчину, которого хорошо знал по Праге. Это был капитан Ян Земан, оживленно беседовавший с кем-то в группе мужчин. Хэкл не мог знать, что все эти люди — участники конференции криминалистов, которые пришли посмотреть нашумевший спектакль. Ганка тоже узнала Земана, и сердце ее сжалось. Однако Земан не обращал на них внимания, и они благополучно прошли бы мимо, если бы пан доктор Салаба не закричал радостно:
— А-а-а, вы тоже здесь, пан Земан? Как чувствует себя ваш коллега? Он уже в порядке?
Земан не ответил. Он только мельком глянул на Салабу и, холодно кивнув ему, снова отвернулся к собеседникам. Хэкл тихо, с раздражением спросил Салабу:
— Вы знаете этого человека?
Доктор Салаба, ничего не подозревая, откровенно признался:
— Разумеется!
— В таком случае, пан Салаба, — сказал Хэкл холодно и угрожающе, словно хлопая бичом, — я начинаю думать, кто вы такой на самом деле и не попался ли я на вашу удочку.
Доктор Салаба испугался. Такого поворота дел он совершенно не ожидал. Он пытался что-то возразить, выяснить, но Хэкл больше уже не обращал на него внимания. Подойдя к гардеробу, он попросил принести одежду и помог Ганке надеть манто из серебристой лисицы.
— Твоя шубка, дорогая!
Ганка послушно оделась и осторожно спросила:
— У тебя что-нибудь случилось, Арни?
Хэкл вместо ответа коротко сказал:
— Едем домой!
Броневский продолжал свою работу с ощущением того, что это рискованное предприятие закончится благополучно и он доведет дело до конца. Общество внизу в баре теперь уже совсем перепилось и было совершенно неспособно заметить, что делается наверху, в квартире Хэкла. А Хэкл был, согласно обещаниям Градеца, где-то далеко. Броневский разложил документы операции «Белые линии» на столике, зажег настольную лампу и начал старательно фотографировать лист за листом. Он был примерно на середине работы, когда внизу, в доме, неистово зазвонил звонок. Броневский мгновенно погасил лампу, подскочил к окну и выглянул из-за занавески. Перед домом стоял «мерседес» Хэкла, у входа маячил сам шеф и яростно, настойчиво звонил. В доме быстро зажегся свет, кто-то побежал по ступенькам открывать дверь. У Броневского на лбу выступил холодный пот, и он в отчаянии, по-старинному выругался: