Как раз несколько дней назад он возвратился из одного такого путешествия к своим английским хозяевам, и теперь, снова дома, он так остро чувствовал свое тихое счастье, что даже улыбался про себя.
Однако неожиданно улыбка застыла на его губах. В глубине сада, за забором, он заметил какую-то тень. Это встревожило его. Убедившись еще раз, что это не галлюцинация, Хэкл поставил рюмку на стол и сказал гостям с изысканной вежливостью хозяина:
— Извините, пожалуйста, я вернусь через минуту.
На него никто не обратил внимания. Через широкие двери террасы он вошел в холл, выдвинул ящик одного из комодов и взял из него маленький браунинг. Проверив, есть ли патрон в стволе, Хэкл положил пистолет в карман и вышел в сад, будто желая подышать свежим воздухом.
Он не ошибся. Тень за забором приобрела очертания человеческой фигуры, а потом и заговорила негромким хриплым голосом:
— Наконец-то, Арни... Слава богу! Я уже полчаса на тебя смотрю... И обращаюсь с молитвами ко всем святым, чтобы ты меня заметил...
Браунинг оказался ненужным, но Хэклу от этого легче не стало. Наоборот. При виде грязного, в помятой одежде человека за забором у него даже дух перехватило, но через секунду он зло прошептал:
— Ты с ума сошел! Что тебе здесь нужно?
— Мне плохо, Арни... Пусти меня в дом... Через заднюю дверь. Меня никто не увидит, клянусь...
Хэкл привел пришельца в одно из помещений виллы, зажег настольную лампу, однако сесть ему не предложил. Посмотрев с едва скрытым отвращением на вызывавшего жалость мужчину, он нетерпеливо спросил его:
— Так чего ты хочешь? Быстро! У меня здесь гости, слышишь их голоса? Я не могу оставлять их одних.
Но Павел Блага не воспринимал ни тон Хэкла, ни всю враждебность окружавшей его атмосферы. Сладостно, с уверенностью человека, который чувствует, что здесь ему ничто не грозит, он погрузился в одно из кресел и любовно провел ладонями по плюшу, ощущая его мягкость и нежность.
— Я уже три ночи не спал как следует, Арни. Дремлю в полглаза в холодных залах ожидания на вокзалах, все время в напряжении, с рукой на пистолете. Даже помыться не было возможности... Только лицо ополаскивал в туалетах. Наверное, от меня несет потом, грязью и усталостью. Мне холодно... Я хочу есть и пить, у меня нет денег... И у меня, наверное, жар. Ты не знаешь, как я ждал этой минуты, Арни!
Но Арнольд Хэкл, которого нисколько не тронули страдания Благи, холодно осадил его:
— И из-за этого ты нарушаешь правила конспирации? Хочешь и меня провалить?
Обиженный холодностью Хэкла, Блага стал защищаться:
— В случае крайней необходимости...
— У хорошего агента, — прервал его Хэкл, — не должно возникать такой крайней необходимости!
Это был удар ниже пояса, заставивший Благу вскочить с кресла.
— Но я же сделал все, что вы от меня хотели! — В его словах сквозили волнение и неподдельная обида. — С риском для жизни я прошел всю Чехию и Моравию, я связывался с людьми, я активизировал деятельность подпольных организаций, я организовывал...
— Однако все это потом лопнуло как мыльный пузырь, — снова бесцеремонно прервал его Хэкл. — Подпольные организации раскрывались всюду, где ты появлялся, по твоей вине мы потеряли сеть с таким трудом созданных боевых подпольных формирований. Так чего же ты еще хочешь?
Блага был потрясен услышанным, он понял, что его уже списали, что теперь он никому не нужен. С усилием он выдавил из себя хриплым голосом:
— Отомстить!
— Кому?
— Тому, кто мне больше всех испортил крови. Он живет в Праге.
— Чепуха! На это уже нет времени. Тебе нужно думать о том, как исчезнуть из этой страны побыстрее, пока тебя не взяли.
Однако Блага, находясь в плену патологической ненависти к человеку, который свел на нет все его старания в Чехословакии, отверг предложение Хэкла: