Выбрать главу

Пол шестого, Павел работает до шести, еще, как минимум, час на дорогу. А она уже, как на иголках. Накрутила кудри, надела шелковое выходное платье, на ногах туфли вместо уютных, стоптанных тапочек, на лице слой макияжа. Повернулась к зеркалу – лицо, конечно, не ага, еще и тени под глазами – никакой пудрой не скроешь. Морщины от недосыпа стали резче,  уголки губ опустились в скорбной гримасе. Чего ожидать, тридцать шесть лет – не девятнадцать. Это в юности веснушки – проблема номер один, а лопоухость – катастрофа. Сейчас Нина не раздумывая, согласилась бы променять свои классические черты: прямой нос, высокий благородный лоб, правильный овал лица и миндалевидные карие глаза на средненькую внешность, но, чтобы  только была молодая гладкая кожа.

Ей очень хотелось позвонить Павлу, было одиноко и тревожно. Она держала в руке мобильный телефон, уже нашла в записной книжке его номер, но нажать на клавишу не решалась. Позвонишь, и что скажешь? «Где ты, милый?» - на работе, ясно где.  «Как дела?» - он очень не любит такие вопросы, буркнет дежурное: «нормально». Нину, впрочем, дела  Павла не интересовали, тем более, что все основные вехи его карьерного пути ей были отлично известны. Ее сейчас волновали только две вещи: не встречается ли он с другой, и когда они зарегистрируют брак.

Павел Сандалов относился к тем мужчинам, которые не торопились обзаводиться семьей. Сначала было некогда – учеба в институтах, компании, спортивные залы, походы, потом, работа и связанные с ней разъезды, желание создать надежный материальный фундамент для будущей семьи. Затем подоспело тридцатилетие и разочарование в отношениях с противоположным полом. У Павла часто случались романы, благо он обладал привлекательной внешностью атлета и выразительными чертами лица отрицательного кино героя, но романы эти продолжались недолго. К тридцати семи годам Павел имел гражданскую жену и десятилетнего сына. Наличие внебрачного ребенка Павел старался скрывать. И, поскольку, его жена, с которой они были вместе в течение пяти лет, о существование ребенка не узнала, скрывать Павлу удавалось. Нина его всем устраивала. Хозяйственная, благоразумная женщина, никогда не устраивала скандалов, не докучала глупыми вопросами типа: «Где ты был?» или  «Почему не берешь трубку?». Только в последнее время она стала капризничать. Все чаще их разговоры стали заходить на брачную тему. Их начинала Нина, она, сначала издалека и как бы невзначай заговаривала о семье, об общем ребенке. Павел отмалчивался, у него срочно находились разные дела, и под этим предлогом он срывался с места и исчезал за дверью. Хоть Нина и считала их союз гражданским браком, жили они порознь. Павел перевез в квартиру жены некоторые свои вещи, но не переезжал полностью. Он мог жить у Нины неделями. В свою квартиру ее никогда не приглашал. Нина однажды побывала в гостях у Павла. Квартира в новом доме, недалеко от метро, уютная, просторная. Глаз у Ниночки загорелся. Хоть Павел ее не водил по комнатам – они заскочили на минуточку – от цепкого женского взгляда не ускользнула добротная мебель, и современная бытовая техника. И район Нине очень понравился – через дорогу парк, всюду чисто, по улице пройтись приятно, не то, что в ее Рабфаковском переулке. Павел тогда сказал, что собирается делать ремонт, и поэтому пока переезжать не стоит. Нина больше не возвращалась к этой теме, что ему очень понравилось. Нина отнюдь не была наивной дурочкой, которую можно кормить обещаниями. Но он ведь ничего и не обещал. Уходил от ответов на скользкие вопросы, либо говорил настолько расплывчато, что понять его слова можно было двояко. Нина терпела и все прощала. Но всякое терпение иссекаемо, даже у самой терпеливой женщины. Однажды она произнесла сакраментальную фразу: «Павлуша, нам надо серьезно поговорить».  Он, по привычке, попытался все обратить в шутку, но наткнулся на холодный взгляд. Она не кричала, не била в истерике посуду, а просто неподвижно стояла и смотрела. Нина была такая чужая, не похожая на ту прежнюю милую, уютную женщину, к которой он так привык. Павел тогда не придумал ничего лучше, как спастись бегством. Он пробормотал что-то про деловую встречу и стал быстро собираться.

- Хорошо, - сказала Нина ледяным тоном, - поговорим, когда ты освободишься.

После «деловой встречи» Павел к Нине не пошел. Он отсиживался в берлоге, как он называл свою квартиру, и даже не звонил гражданской жене. На третий день ему, отчего то очень захотелось вернуться. Тянуло не к женщине, с которой он не расставался на протяжении нескольких лет, а к ее дому. К сытным ужинам и к завтракам, к отутюженным рубашкам, к салфеткам на столе и чистым полотенцам. Павел с удовольствием сейчас съел бы фирменное блюдо Нины - жареную картошку с курицей, посыпанные сыром. Ему уже успело опостылеть меню всех ближайших кафе, про еду собственного приготовления и говорить нечего – яичница и пельмени в горло не шли. Павел готовить умел, но не любил. Тем более, что для этого нужно было идти за продуктами.

Если бы Нина сформулировала свою последнюю фразу иначе, не так  бесповоротно. Хотя бы сказала: «Поговорим, когда будешь готов».  Тогда можно было бы оттянуть неприятную беседу до тех пор, пока он не будет готов, то есть на неопределенный срок. О чем будет разговор, Павел не сомневался – конечно же, о об их будущем. Нина хотела определенности, а точнее, выйти за него замуж. А Павел жениться не хотел. Почему он должен этого хотеть? Ему и так удобно. Было. Пока не начались претензии. Как и любой нормальный мужчина, Павел не выносил давления.

Но Нина его так просто не отпустит. Начнутся звонки с требованием объяснений и прочие неприятности. А если ей станет известно про Инку, тогда – туши свет. Ревнивая женщина страшна, а если она  в придачу еще и брошенная, тогда берегись - сметет все на своем пути. Уж эту сторону Ниночкиного характера он изучил - были прецеденты. Стенания по телефону – еще цветики, по сравнению с тем, что она может сделать. А может она здорово попортить ему материальное благосостояние. Обратиться к своим приятелям при чинах и тогда дорогой господин Сандалов прощайтесь с бизнесом. Это только непосвященный может наивно полагать, что секретарь в районной администрации никакой власти не имеет. Еще как имеет. Прямых полномочий  у Нины нет, но она по работе общается с разными большими начальниками. С некоторыми из них  она на короткой ноге, и симпатизирующие ей чиновники не сочтут за труд выполнить ее просьбу. Когда Павлу понадобилась лицензия, Нина ему все устроила. Тогда у них и начались отношения. Павел преподнес хорошенькой секретарше Ниночке дежурную коробку конфет, чтобы та не задерживала его документы. Он не сомневался, что не оригинален, и что Ниночка  завалена подношениями посетителей, поэтому немного удивился, когда женщина расценила его подарок, как сигнал к более близкому знакомству.

Потом были урегулированы сложные отношения с пожарной инспекцией и получено «добро» санитарного надзора. Бизнес Сандалова набирал обороты не без участия Нины.  «Как бы она не приложила руки, чтобы все разрушить, - с тревогой подумал  Павел, - нужно срочно что-нибудь предпринять».

***

Двухкомнатная хрущевка, расположенная вдали от метро и транспортных узлов в живописном уголке соцреализма – высокие полосатые трубы щедро «озонировали» воздух густыми клубами дыма. Когда Шубин появился на пороге этой квартиры, он понял: здесь живет уныние. Свежие светло-синие обои – это единственное, что указывало на заботу хозяев о своем жилище. Все остальное – трещины на потолке, старый протоптанный линолеум и облупившаяся краска на дверях говорили о том, что дела в доме идут не важно. Усугублял восприятие полумрак. Это был не тот полумрак, который придает обстановке романтичность, затемнение вызывало неприятную ассоциацию со склепом. Тонкая женщина стояла в самом темном углу коридора. Анатолий не мог разглядеть ее лица, лишь грациозный силуэт на фоне кладовки. Шубину было известно, в этой квартире проживают двое: Милена Игнатьевна Иванова сорока семи лет и Елизавета Александровна Иванова двадцати одного года. Мать и дочь.