В мгновение ока караван и попутчики оказались в непроглядной дали: могучее течение неумолимо потащило нас дальше, не дав людям ни единого шанса кинуться мне на выручку. Мелькнули и пропали распахнутые в беззвучном крике рты, полные ужаса глаза, белые лица и судорожно сжатые кулаки. Исчезли из глаз выбравшиеся на высокое повозки. Заплясало, как взбесившись, далекое небо. Огромный солнечный диск заволокло алой пеленой, в уши забился тяжелый рокот бурной реки, смешанный со слабым шипением раненой змеи. Перед глазами взвились тысячи воздушных пузырьков, но мне некогда было разглядывать — сильное тело подо мной неистово металось во все стороны, пытаясь сбросить и отшвырнуть подальше, длинные зубы безостановочно клацали, щедро выплевывая воду и силясь дотянуться до надоедливой пиявки. Мощный хвост то и дело оплетался вокруг моих бедер, мимолетно сжимаясь в агонии, а потом снова быстро опадал с тем, чтобы следующим захватом подняться чуть выше и все-таки попробовать скинуть меня прочь.
Я не сдавалась, потому что отлично понимала: едва разожму руки, эта тварь мгновенно развернется, и тогда у меня не останется ни малейшего шанса — один щелчок громадных челюстей мигом завершит эту странную схватку. Поэтому я только крепче вцепилась в проклятую живучую зверюгу и продолжала терзать когтями неподатливое горло. Ровно до тех пор, пока ее рывки не стали постепенно затихать, пока тугие кольца не опали бессильными канатами, пока вода вокруг не посветлела, а страшная пасть не прекратила щелкать в опасной близости от моего лица. Но и тогда не смогла остановиться, разрывая в клочья вяло трепыхающегося змея даже тогда, когда он безвольно обмяк и начал отчетливо тянуть вниз.
Наконец, я в изнеможении отпустила мертвую тушу, позволив ей безнаказанно исчезнуть в бурных волнах. С неимоверным трудом вынырнула, отплевываясь и откашливаясь, но почти сразу поняла, что долго на плаву не удержусь — пойду ко дну быстрее Олеровой секиры, потому что эти за несколько минут выложилась так, как, пожалуй, никогда в жизни. У меня просто-напросто не осталось никаких сил. В голове после лютой болтанки отчаянно мутилось, в глазах все плыло, к горлу то и дело подкатывала тошнота, а руки висели, как чугунные ядра, неумолимо утягивая ниже и ниже. Ног я почти не чувствовала, хотя где-то на задворках теплилась слабая надежда, что мне их не должны были откусить. Но потом пришла подлая мысль про вторую змею, которая вполне вероятно находится где-то рядом, и это как-то разом испарило весь задор, прежнюю ярость и даже желание шевелиться. На меня вдруг навалилась такая усталость, что в какой-то момент стало все равно: выплыву я отсюда или нет. Есть ли поблизости вторая зверюга или ей хватило моего несчастного коня. Устала я… так дико устала… хочется свернуться клубочком и спать, спать, спать… накрыться голубым покрывалом, улечься на дне и отдаться на волю ласковым волнам, которые там, внизу, становятся совсем не страшными…
Потом под руку требовательно ткнулось что-то теплое, живое. Меня несильно толкнули в бок, невежливо дернули, подтолкнули к заметно отдалившейся поверхности. Потом снова пихнулись и, наконец, бесцеремонно влезли под живот, настойчиво выволакивая из мутной водицы. Перед глазами мелькнуло черное, меня выбросило на свежий воздух, чей-то могучий тычок заставил судорожно вдохнуть и сдавленно закашляться, а потом и прийти в себя.
Еще не понимая, что к чему, я вцепилась в мощную шею, зарылась пальцами в густую шерсть, инстинктивно прижалась и только спустя несколько секунд смогла сообразить, что повисла неудобной ношей на резво плывущем тигре, который, прихватив зубами мою руку, настойчиво выворачивал к берегу. Не обращая внимания ни на холод, ни на быстрое течение, ни на стремительно приближающиеся пороги, куда меня едва не снесло.
Надо же… кто бы мог подумать…
Едва под ногами оказалась твердая почва и исчезла опасность моего утопления, Ширра проворно выскочил на сушу, в три прыжка одолев немалое расстояние. Шумно отряхнулся, оросив густые заросли камыша холодными брызгами. Торопливо осмотрелся по сторонам. Даже на задние лапы привстал, уподобившись дрессированному суслику… но я не смотрела — в этот момент меня некрасиво рвало в сторонке, буквально выворачивая наизнанку. Рвало долго, муторно, с болезненными спазмами в животе, заставляя расстаться со всем, чего я успела наглотаться — водой, чужой кровью, комками зеленой тины и грязного ила… жалкое и отвратное зрелище, надо сказать. Я была мокрой, грязной, со спутанными волосами, прилипшими к лицу и спине, в изодранной в клочья одежде, которую не пощадила колючая змеиная чешуя. Бледная, как полотно, и тщетно старающаяся сдержать болезненные стоны, потому что мне давно не было так плохо. И отчаянно не желающая, чтобы в этот момент на меня кто-нибудь смотрел, брезгливо отодвигая в сторону чистые лапы, морща чувствительный нос или насмешливо кривясь, злорадно наблюдая за моими нескончаемыми мучениями.