В такие минуты душа её обретала покой. Широта просторов, яркость красок, прозрачный воздух, напоённый солью, приносили умиротворение, и она почти забывала о своей истинной цели.
Казалось, ничто не сможет нарушить приятного однообразия морского путешествия.
Очередной день с утра выдался солнечным и ясным, но ближе к вечеру погода испортилась.
Усиливалась качка: корабль то ложился на левый бок, то медленно поднимался.
У служанок из-за этой болтанки ужесточились приступы морской болезни.
Элис, камеристка, обошедшаяся Айрис в просто баснословную сумму, корчилась на полу, взирая на кожаное ведро у кровати со смесью обожания и отвращения, трудно объяснимых в любой другой ситуации.
Энни, горничная, сидела в другом углу каюты и истово молилась, сдавленно вскрикивая всякий раз, как корабль начинал клониться на борт.
Поведение Энни раздражало. Айрис самой было жутко. Бесконечные причитания не способствовали уменьшению паники.
– Может быть, вам лучше сесть в кресло? – предложила она служанке.
– Нет, благодарю вас, миледи, – помотала головой Энни. – Здесь, на полу, я чувствую себя устойчивее,
Элис в очередной раз застонала, держась за живот:
– Да простит меня госпожа, но мне слишком плохо, – простонала она. – Эта проклятая морская болезнь…о, простите! – бросилась она к ведру. – Никогда не приходилось переносить такой дьявольской качки.
– Вы бы легли. Может, будет чуточку лучше? – сочувствуя, посоветовала Айрис.
Стеная, Элис ползком добралась до кровати и, охая, постаралась улечься.
В дверь каюты постучались:
– Кто там? – спросила Айрис.
– Корабельный плотник, – прогремело в ответ. – Меня прислал капитан, миледи, чтобы задраить иллюминаторы.
Плотник с безразличным видом перешагнул пребывающую в молитвенном экстазе Энни, волоком таща за собой толстый квадратный деревянный щит. Двумя-тремя уверенными ударами молотка он ловко пригнал его на место.
– Вам придётся посидеть немного в темноте, миледи, но зато эта заглушка надёжно защитит вас от всяких шуточек океана. Становится немного ветрено, – оскалился он в попытке изобразить дружескую улыбку, адресуя её позеленевшей Элис, выглядевшей так, будто в любой момент может отдать богу душу.
Айрис поднялась, чтобы самой зажечь свечи. От служанок в их состоянии толку было мало.
– Вот моток верёвки, госпожа, – услужливо протянул плотник. – Привяжите подсвечник покрепче к столу. Не равен час – опрокинется. Только пожару нам сейчас и не хватало.
Шторм трепал их в течение пяти дней, нещадно швыряя корабль во все стороны.
Временами, прислушиваясь к звукам, доносящимся с верхней палубы, можно было услышать, как лопаются с треском канаты и представить, как ветер срывает с мачт обрывки парусов. Фрегат в такие минуты дёргался, словно споткнувшийся конь.
Зелёная пенистая вода гуляла по палубе, заливаясь в проходы, иногда даже врывалась фонтанами брызг в дверь каюты.
Айрис в очередной раз нос к носу столкнулась с осознанием простой истины – человек способен привыкнуть ко всему. На третий день не только она, но и служанки смирились с болтанкой.
Пару раз, во время небольших затиший, Айрис поднималась на палубу. Яростные вспышки шторма вызывали в душе одновременно и трепет, и восторг.
К исходу пятого дня океан соизволил успокоиться. Жизнь потихоньку входила в привычное русло.
На камбузе вновь весело трещал огонь, а обеды сменялись ужином.
«Сердце океана» прыгало по ленивым волнам, неуклонно продвигаясь к цели.
***
На исходе шестой недели раздался радостный клич дозорного:
– Земля!
Вскоре даже без подзорной трубы можно было рассмотреть побережье с его причудливыми рыжими скалами и яркой зеленью тропических лесов. Среди пальм зоркий взгляд различал домики вполне привычных очертаний.
Барашки волн искрились в утренних лучах.
Команда скатывала паруса, ещё влажные от ночной сырости. Цепь носового якоря, гремя, бежала из клюза до тех пор, пока он с плеском не ушёл в зеленоватую морскую воду.
Вдруг вдали, среди нагромождения береговых скал, показался словно крошеный шарик ваты. Потом оглушительный гром пушечного выстрела прокатился над водой пугая птиц.
Айрис заметила, как взволновалась команда, но её вера в то, что на корабль шестого ранга любой пират, будь он отважен как сам дьявол, напасть не решится, была непоколебима.
Увы, но вскоре пришлось усомниться в прежних верованиях.
Из-за скал вышла целая корабельная эскадра из шести кораблей. Не поднимая флага, не подавая сигнала, вражеский флагман сделал предупредительный выстрел.